или пересенен-ай. А вообще - кавай лютый, одна штука. Сопровождающий арт вполне соответствует, что само по себе тот еще ворнинг. Между собой мы эту японскую художницу иначе как "кавайщицей" и не называем, а нынче сами в ее амплуа. Арт, кстати, увидели после написания. Ноосфера, да) Ариабарт пушистый сегодня особенно пушист, а у Алэй опять зацвела любимая бита. И пони, да, крылатые пони опять нагадили радугой.
Жуслана с самого детства немного раздражала та сказка про певца, который получил разрешение забрать свою жену из царства мертвых при одном только условии - не оглядываться. Любопытство, разумеется, оказалось сильнее любви. Сам Жуслан был уверен, что ни за что не совершил бы такой ошибки. Не говоря уже о том, что просто не стал бы нарушать условия договора. У них с Ариабартом тоже существовал договор, нигде не записанный, никогда не обсуждаемый. Договор не оглядываться. Не задавать лишних вопросов. Вопросы иногда только все портят. Правды ими иногда не добиться, можно только запутать друг друга.
Сейчас Жуслан удобно устроился на сгибе локтя Ариабарта, прижимаясь к нему всем телом, вдыхая запах, чувствуя тяжесть руки, которой Ариабарт притягивал его к себе, не давая упасть с края дивана. Они часто устраивались так перед головизором - хотя бы призрачный предлог им требовался. И это было лишним поводом не задавать вопросов. Смутное ощущение неправильности, отступающее перед правдой прикосновений.
Они всегда тщательно закрывали дверь, прежде чем усесться или даже улечься вот так. В их действиях не было ничего предосудительного или неприличного, Жуслан прекрасно знал это, но если бы кто-нибудь вошел... Иногда он завидовал собственным детям, которые могли спокойно обнимать кого угодно. Ариабарта обнять на людях было нельзя. К нему полагалось прикасаться крайне уважительно, максимум - пожать руку или хлопнуть по плечу. Этого было отчаянно мало. Им обоим были необходимы такие вот посиделки, когда можно было вжаться друг в друга, дотрагиваться до лица, до тела, зарываться носом в волосы, проводить ладонями по плечам, прижиматься губами к щеке - или к губам.
В этом не было ни малейшего сексуального подтекста. За все время их встреч у Жуслана ни разу не появилось даже намека на возбуждение, у Ариабарта, насколько он мог судить, находясь так рядом с ним, тоже. Мысли пойти дальше у Жуслана возникли еще в самом начале, но никакого воодушевления он не почувствовал. Тогда он в первый и последний раз нарушил свой запрет - не говори, не спрашивай - и предложил Ариабарту сказать, если тому нужно будет... нечто большее. Ариабарт удивленно взглянул на него, будто такая идея даже не приходила ему в голову - скорее всего, так оно и было. И отказался. Ему были нужны прикосновения, не больше. И не меньше.
Больше они этой темы не касались.
Воспитывайся они вместе, возможно, не было бы этой неловкости, которая накатывала каждый раз, когда Жуслан нарушал проведенные не ими границы. Или они бы успели утолить этот телесный голод в детстве. Но такой возможности им не дали, и стоило ли сейчас жалеть об этом? Они друг у друга все же были, пускай и с некоторым опозданием. Встреться он, например, со своей матерью спустя много лет, разве не было бы ему, взрослому мужчину, странно принимать от нее объятия? Понимая, что она мать, но видя в ней женщину, имея опыт прикосновений не столь невинных? Но разве из-за этого ее объятия перестали бы быть материнскими? А они с Ариабартом были братьями, пускай их чувства и произосли не из безусловного детского обожания. Пускай им потребовалось много лет, чтобы обрести эту близость.
Рядом с Ариабартом Жуслан испытывал спокойствие настолько глубокое и настолько полное, что сейчас и не представлял уже, как мог обходиться без этого.
Вначале он боялся, что однажды они пресытятся этой близостью, и настанет момент, когда все их объятия и поцелуи будут вспоминаться с неловкостью. Тогда Жуслан старался как можно реже давать себе такие поблажки. Но время шло, а потребность быть как можно ближе к Ариабарту не уменьшалась, наоборот. И Жуслан перестал бояться.
Он приглашал Ариабарта к себе или приходил к нему сам, урывал момент во время рабочего дня или сразу после. Со стороны их, наверное, можно было принять за любовников, которые каждую свободную минуту стремятся провести вместе. И, если принять это опасное сравнение, ни одна любовница не делала Жуслана настолько счастливым. Kак заметила однажды Франсия, у него глаза начинали блестеть после каждой встречи с Ариабартом, не говоря уже о том, какой прилив сил и готовность буквально свернуть горы он сам ощущал.
Они почти не говорили друг с другом в такие моменты. Любые слова не смогли бы передать их нежности, их любви, их близости. Все это Жуслан предпочитал выражать другим способом.
Ласка, ценная сама по себе, а не тем, к чему она ведет. Жуслан почувствовал губы Ариабарта на собственной шее. Легкое прикосновение, которое Жуслану немедленно захотелось вернуть. Он развернулся так, чтобы оказаться с Ариабартом лицом к лицу, тому пришлось удержать его во время этого маневра, вжаться сильнее в спинку дивана, освобождая еще толику места для них двоих. Жуслан потерся об его подбородок. Ариабарт обнял его двумя руками, потом чуть перекатился так, что Жуслан лежал теперь уже на нем. Всегда так трудно было останавливаться... иногда Жуслан думал о том, как здорово было бы засыпать вместе, но общий диван был не тем же самым, что и общая постель. Хотя разница, по большей степени, была надуманной.
Ариабарт обнял его крепче и вздохнул. Жуслан почувствовал движение его грудной клетки, дыхание Ариабарта на собственной макушке.
- Мне пора, - тихо сказал Ариабарт.
- М-м-м... - Жуслан улегся поудобнее. Последние минуты всегда были самыми сладкими.
Ариабарт снова вздохнул, губами прикоснулся к волосам Жуслана.
- Через сорок минут у меня встреча. Ты знаешь.
- Я встану.
Жуслан сильнее вжался в него. Пусть Ариабарт запомнит его вес, пусть согреется напоследок - и он сам вберет в себя его тепло. Жуслан был уверен, что даже через двадцать или больше лет ничего не изменится, и они так и будут сидеть или лежать, обнимая друг друга. От этой мысли было уютно. Ариабарт был в жизни Жуслана постоянной величиной - сначала негативной, а потом стал все более необходим. Он дарил ему ощущение, что он нужен.
Жуслан неохотно встал, протянул Ариабарту руку. В следующий раз они смогут так встретиться не раньше, чем через три дня. Должно хватить.
Недослэш
или пересенен-ай. А вообще - кавай лютый, одна штука. Сопровождающий арт вполне соответствует, что само по себе тот еще ворнинг. Между собой мы эту японскую художницу иначе как "кавайщицей" и не называем, а нынче сами в ее амплуа. Арт, кстати, увидели после написания. Ноосфера, да) Ариабарт пушистый сегодня особенно пушист, а у Алэй опять зацвела любимая бита. И пони, да, крылатые пони опять нагадили радугой.