Сиквел к нон-кончику от Innocent Bywalker
Жанр: неофициальные записки официального лица
Рейтинг: R, как и в исходном тексте
Варнинг: Все будет очень-очень мелодраматично )))
От автора: не стреляйте в пианиста, а? Он лабает как умеет... ))) Строго говоря, я и вообще собирался остаться верным своегму нику, то есть быть просто прохожим, который текстов не пишет, а просто смотрит и комментит - но вот поди ж ты... )))
Читаем в комментах))
Жанр: неофициальные записки официального лица
Рейтинг: R, как и в исходном тексте
Варнинг: Все будет очень-очень мелодраматично )))
От автора: не стреляйте в пианиста, а? Он лабает как умеет... ))) Строго говоря, я и вообще собирался остаться верным своегму нику, то есть быть просто прохожим, который текстов не пишет, а просто смотрит и комментит - но вот поди ж ты... )))
Читаем в комментах))
Неблагодарность господина Аюми дошла до таких пределов, что он злокозненно умыслил лишить советника Арайю возможности и впредь созерцать его красоту, а себя самого - жизни. Поскольку помощников в исполнении своего замысла у него не было, да и быть не могло - ибо мог ли господин Аюми довериться кому-либо в подобном намерении? - он решил воспользоваться для своей цели фамильным кинжалом, который и вонзил себе в грудь, ускользнув от советника Арайи под предлогом прогулки для укрепления здоровья.
Однако в отличие от опытных воинов, которые собаку съели в этом деле и могут самоубиваться надлежащим образом хоть по десять раз на дню, господин Аюми был в нём совершенным новичком. Вот почему лезвие кинжала отклонилось, скользнув вдоль ребра, и господин Аюми остался жив, хоть и был опасно ранен. Местность для своего возмутительно неблагодарного поступка он выбрал уединённую, однако туда случайно забрёл третий помощник императорского ловчего, который искал пропавшую собаку ловчего, а нашёл вместо собаки господина Аюми. Этот последний был незамедлительно отнесен к себе домой и вверен попечению лекаря.
Поскольку ни высочайшего повеления, ни высочайшего дозволения лишать себя жизни у господина Аюми не было, неблагодарному предстояло ожидать решения своей участи под домашним арестом. Никто не имел права проникнуть к нему, даже советник Арайя. Однако слухом земля полнится, и сей достойный всяческого осуждения поступок был на устах у всех, даже и у тех, кто прежде слыхом не слыхивал о господине Аюми и его красоте. Привлёк он внимание и Второго Принца Корина.
Если облик господина Аюми небесный художник изобразил тончайшей из кисточек, а советника Арайю - при помощи кисти малярной, то обличие Второго Принца сотворил наилучшей кистью небесный каллиграф, придав ему благородную чёткость черт и не пятная её всякими не идущими к делу замысловатыми росчерками и загогулинами. Тем же благородством отличался и характер принца. А потому принц Корин не мог не проникнуться гневом при известии о возмутительном проступке господина Аюми и счёл необходимым подвергнуть неблагодарного настоятельным увещеваниям.
Разумеется, домашний арест исключает любые посещения, и даже всевластный советник Арайя был не в силах обойти запрет. Но ведь отпрыску императора нигде не загорожено! Второй Принц принялся посещать господина Аюми - разумеется, с целью порицания и увещевания, ибо предполагать иное было бы в высшей степени несообразно! - и так увлёкся этими увещеваниями, что предавался им со страстью изо дня в день, пренебрегая ради них мелкими придворными обязанностями.
Однако небрежение в мелком неизбежно влечёт за собой небрежение в великом. Разумеется, наипервейшим долгом советника Арайи было указать императору на возмутительную непочтительность Второго Принца. Рвение советника Арайи было столь безупречно, что он даже дал себе труд собственнолично выбрать, в какой именно из отдалённых провинций принцу Корину надлежит отныне поразмыслить над своим поведением. Сделал это советник Арайя лишь затем, чтобы не утруждать императора бременем выбора, движимый исключительно чувством долга.
Поскольку пренебречь публичным докладом советника Арайи император никак не мог, он согласился и с выбором советника, и с тем, что Второй Принц должен отправиться в путь незамедлительно. Однако вместо того, чтобы радоваться должностному рвению советника Арайи, император изволил быть печален и выслушивал советника без прежней внимательности.
Удалив от двора Второго Принца, советник Арайя принялся хлопотать о высочайшем прощении недостойного господина Аюми, памятуя о том, что и сам - как знаток хлыста - в состоянии внушить своему секретарю самые суровые понятия о долге и благодарности, коих тот не забыл бы во всю свою жизнь. Однако император был так расстроен отъездом сына, что совсем позабыл сказать советнику Арайе, что Второй Принц уже испросил для господина Аюми прощение без всяких условий, да и вообще не дал советнику Арайе никакого ответа.
Тем временем, господин Аюми окончательно показал себя человеком неблагодарным. Едва услышав о высылке Второго Принца в дальнюю приморскую провинцию, он встал и ушёл за ним следом, хотя собственное его здоровье ещё оставляло желать лучшего, и тем самым, злокозненно пренебрёг всеми заботами и хлопотами советника Арайи о своём благополучии.
Тем не менее, советник Арайя был так милостив, что не оставил своих попечений. Он разослал людей на поиски господина Аюми - разумеется, из опасений, что тот может неумеренной ходьбой причинить вред своему здоровью. Однако все поимщики вернулись ни с чем, и пропавший господин Аюми лишился заботы советника Арайи, ибо неблагодарность сами боги карают, даже и в нашем изменчивом мире, где неизменны разве только дожди, что льют в пятом месяце не переставая.
Именно в пятом месяце господин Аюми и объявился в дальней приморской провинции. Как ни прискорбно, следует признать, что Второй Принц, в отличие от советника Арайи, отнюдь не был тонким знатоком и ценителем прекрасного. При виде господина Аюми он не стал восхищаться ни изяществом вышивки на его поясе, ни даже изяществом узкого стана, стянутого этим поясом. Напротив, внимание принца всецело поглотили стёртые ноги господина Аюми, его мокрое от дождя платье, и глубокий кашель, в коих даже самый придирчивый ценитель не найдёт ничего прекрасного. Вместо того, чтоб размышлять о возвышенном и поэтичном, Корин озаботился такими низменными прозаическими мелочами, как мягкая постель, горячее питьё и еда, сухая одежда и целебные отвары для господина Аюми. Более того, хотя за время пути руки господина Аюми исхудали, щёки побледнели, а губы обветрились, Второй Принц целовал их и называл прекраснейшими в мире, чем и доказал с полной несомненностью, что ничего не понимает в красоте. Увы, лишь столица является пристанищем истинно утончённого вкуса, а провинция есть провинция, и стоит пожить в ней хоть немного, как все критерии прекрасного утрачиваются полностью, что и являет пример его Второго Высочества. Горестно сие и поучительно.
Между тем советник Арайя оказался в положении человека, обнаружившего себя перед пустой тарелкой, хотя привык есть из двух полных. С досады, а также поскольку советник Арайя никак не позволял своей тарелке пустовать, он обратил свой взор на молодого человека приятной наружности, который в своё время так умело уговорил несостоявшегося свёкра господина Аюми. Правда, этот молодой человек не проявил должной расторопности при поисках бежавшего господина Аюми, но советник Арайя милостиво заявил, что отсутствие прыткости будет только к лучшему, присовокупив, что прыткости неблагодарного господина Аюми с него с лихвой довольно. Памятуя о том, что советник Арайя является знатоком не только вышивки, молодой человек приятной наружности не роптал на свою участь, и если он и уступал господину Аюми в красоте, то далеко превосходил его в ублажательном рвении.
Тем временем господин Аюми полностью оправился и Второй Принц мог вновь приступить к увещеваниям, теперь уже без помех и препятствий. Его аргументы всегда попадали точно в цель, а доводы были столь глубоки, что господин Аюми не раз и не два за ночь выкрикивал имя его высочества, совершенно покорённый их неизъяснимой прелестью. Принц же Корин - несомненно, по доброте душевной - повторял свои увещевания из ночи в ночь, дабы господин Аюми мог изведать их глубину и разнообразие в полной мере.
Однако и днём Второй Принц и господин Аюми были неразлучны, словно лаком склеенные. Вид их, несомненно, радовал глаз, и это не могло не породить множества нелепейших и возмутительных песен, на разные лады восхвалявших господина Аюми, по доброй воле и с риском для себя решившего скрасить одиночество сосланного принца, не имея на то монаршего дозволения. Ну откуда провинциалам ведать о приличиях! Когда же эти несообразные песни, несмотря на все старания советника Арайи, достигли высочайшего слуха императора, тот не только не разгневался на вопиющее самовольство господина Аюми, но и повелел вернуть его ко двору вместе со Вторым Принцем, по которому император тосковал безмерно.
Свидевшись, наконец, со Вторым Принцем, его императорское величество долго беседовал с ним, выспрашивая о малейших подробностях его жизни в провинции. И его Второе Высочество поведал императору о стольких бесчинствах и злоупотреблениях, коим он был свидетелем, что император преисполнился решительностью покончить с этими безобразиями. Вняв совету Второго Принца, император рассудил, что только советник Арайя обладает должной волей, рвением и талантами, чтобы навести порядок столь отдалённой провинции, и повелел Арайе незамедлительно отбыть в оную провинцию наместником.
После отъезда Арайи в жизни Второго Принца более не случалось никаких неприятностей. Он занимался государственными делами, каковые благодаря его трудам просто процветают, а господин Аюми служит его личным секретарём. Но никакие государственные заботы не заставляют Второго Принца забыть о еженощных увещеваниях, а господин Аюми питает к ним ещё большую приверженность.
Бывший же советник, а ныне наместник Арайя по-прежнему ест из двух тарелок, хотя теперь трапезы его протекают в провинции, а молодой человек приятной наружности ублажает его под столом.
Мораль: сильные мира сего переменчивы, судьба ненадёжна, красота неблагодарна, а господин Аюми вообще сволочь - не сиделось ему, видите ли, под столом, отдувайся тут теперь за него!
(Писано *** числа, *** месяца, *** года молодым человеком приятной наружности под столом наместника Арайи, пока варится рис...)
Апплодирую и сиквелу, и изначальному тексту. Хотя сиквел мне нравится больше - должен же был недостойный господин Аюми получить воздаяние за свои грехи?.. Вот так справедливость всегда торжествует
Ну и что спасли... гы... А надо было?
А ну ицпастала усе! Ишь...
Берегись, советник пришел, вдруг перепутает:-)
А советника мы как-нибудь отвадим если че %)
Я сам кого хош отважу... догоню и еще раз отважу... *облизывается*
Что тебе до мебели, сладкий? *облизывается снова* Ой, что это я... пардон, пардон...
Адино
Не боюсь я хомячков!
*вздыхает* есть... зачем ты про него напомнил, о злобный океанский монстЁр?
хэппи энд!
*успокаивается*
Какие они там все развратники.
Твои сказки как античная ваза с изображенным на ней порносюжетом: вроде бы это предмет искусства, все чинно-благородно, а когда смотришь, краснеешь от смущения.