Сон

Танцевать во сне это к чему? Сейчас полезу в сонники...пусть будет что-нибудь хорошее.



Upd : Танцевать во сне самому - предвестие неожиданной удачи. - это по Миллеру.



А по Фрейду...Если во сне вы с удовольствием танцевали, то такой сон имеет хорошее значение. Все ваши проблемы, которые тяготили вас в последнее время, пройдут, вы почувствуете себя значительно лучше в общении с противоположным полом. Но не слишком усердствуйте, иначе у вас начнутся проблемы уже другого рода.



Хм-хм...

---

Олимпиада в Сочи!!!!!!

Ура, товарищи!!!!! Не знаю, что из этого получится, но УРА!!!

---

Эхо

Алэй Лан



В вечернем небе твоих ли крыльев

Легчайший росчерк? Того полета

Я помню ночи. Мы все же были.



Джон Ди



Мы все же были, мой мальчик странный.

Но память звезды тебе опалят.

Лишь серым пеплом взметнуться перья.

---

Недостойно-злобное.

Вчера в деканате наблюдала следущую картину. Пришла преподавательница с экзаменационной ведомостью. Пересдача. Пять двоек. Она так со знанием дела распинается о том, какие эти студентки распи...ну вы поняли. И уточняет у декана, мол, осенью пересдача? А тот ей говорит, да нет, не осенью...через неделю, так как через три дня у этой группы еще один экзамен и по закону нужно еще три дня на подготовку к новой пересдаче. Преподавательница в ахуе - через три дня у нее отпуск. Начинает возмущаться - да я ...заслуженная и тэ дэ должна в свой отпуск приходить...Декан искренне сожалея отвечает ей - такова инструкция и сделать ничего нельзя. Преподавательница роет носом землю....

А я так сижу на стульчике и думаю - ТАК ТЕБЕ И НАДО, СУКА. Никто тебе не мешал влепить этим девчонкам трояки. Сама захотела.

Одно жаль - она наверняка на них отыграется.

Я, конечно, знаю, что необъективна и все такое...можете кинуть тапком.

@настроение: сейчас прольется чья-то кровь

---

Из корпоративной почты.

Нормальная такая рассылочка. В самый раз для приличной компании.

Предупреждаю. Шовинистический анекдот, но я смеялась долго.



Идет девушка по тротуару вечернего проспекта. Умница, красавица.

Улыбается,-хорошо ей, легко на душе. Мимо проезжает солидный мужчина

на крутом средстве передвижения. Притормаживает, опускается

тонированное стекло...



-Девушка, не сочтите за хамство, разрешите я вас подвезу, мне кажется

нам по дороге.

Девушка в ответ холодно:

-Нет, спасибо, я лучше так.

-Честное слово, не хотел бы быть навязчивым, но все-таки...

-Я подобным способом не знакомлюсь, тем более вечером, на улице, с

незнакомым мужчиной... И вообще, если вы думаете, что наличие хорошей

машины, костюма, денег может как-то решительным образом повлиять на...

-Господь с вами, если вы думаете что я вам хочу предложить что-то

непристойное, вы глубоко ошибаетесь. Я не из тех мужчин. Просто у меня

хорошее настроение, я еду по вечернему городу, любуюсь его огнями,

вижу вас,-одинокую девушку, уже темнеет, становится холодно, у меня

родилось самое безобидное желание вас подвезти.

Девушка слегка смягчившись:

-Ну хорошо. разве что только если по пути.

Садится в машину. Хоть немного и нервничает, но успокаивается,

поправляет юбку. Вроде нормальный мужчина, не хам.

Машина плавно трогается, проезжает метров сто, так же плавно

останавливается, мужчина ставит парковку, расстегивает ширинку:

-А теперь соси.

Девушка бледнеет, в панике вскрикивает, пытается открыть дверь,

истерично дергая ручку:

-Козел!!! Хам!!! я кричать буду! Милиция!

Мужчина, спокойно улыбаясь, нежно запускает ей в копну волос пятерню:

-Девушка, вы меня не правильно поняли. Успокойтесь пожалуйста. Дело в

том, что у меня к вам действительно самые наилучшие намерения. После

того как вы у меня отсосете, мы с вами поедем в самый лучший ресторан

в этом городе, где в это время собирается весь местный бомонд и сливки

общества. Мы будем есть лазанью с омарами, запивать это очень дорогим

вином, и пробовать всякие другие излишества гурманов. Но на этом не

закончится. После мы поедем к вам домой, вы по знакомите меня с вашими

дорогими родителями. Мы посидим в уютном кругу за чашечкой кофе и я

попрошу у ваших родителей разрешения предложить вам руку и сердце. Тут

же, мы поедем в самый лучший ювелирный бутик где я вам куплю

потрясающее золотое кольцо с потрясающим брильянтом. Свадьба, я думаю,

будет в моей усадьбе в Каннах. Будет много известных гостей. Вам

нравится Жерар Депардье? Свадебное платье будет расшитое драгоценными

брильянтами, вашу нежную лебединую шею будет украшать сапфировое

колье... нет, это вы его будете его украшать.

После страстной ночи при свечах, в джакузи, потом на шелковых

постелях, мы поедем провести медовый месяц куда-нибудь на

тихоокеанское побережье, на острова, где будем нежиться на белом

бархатном песочке под тенью пальм, потягивая сладкий ром с молоком

свежесрубленного кокоса.



Когда мы вдоволь погреемся на тропическом солнце, лыжный курорт в

альпийских горах будет как контрастный душ. После тропической неги

тебе наверное будет слишком прохладно, поэтому мы зайдем там в лучший

бутик. Купим песцовую шубку...

Откуда-то снизу причмокивающие звуки:

-И фапотьку.



Не пойду я сегодня к нашим айтишникам за кофем)))

---

Это просто меланхолия сжала грудь...

Да не меланхолия, а скорее лень - вечная спутница понедельника..да еще предчувствие целой рабочей недели. Фигня-война - прорвемся.

Вот интересно, поклонницей Отблесков Этерны я не являюсь, так за какие же заслуги мне был явлен поединок на шпагах Дика и Алвы?? Не иначе как чужой сон заблудился. Товарищи, чей сон????

---

Сижу в слезах умиления

Досмотрела последнюю серию Ouran High School Host Club, а если проще - Клуб свиданий Оранской школы. Что сказать..я под впечатлением. Особенно если сравнить тональность первой и последней серий. Куча штампом, причем штампов намеренно а иногда и с беззлобной издевкой подчеркнутых, а в результате...нет это надо просто посмотреть.

Не буду спойлерить..просто иногда золушкам приходится спасать принцев.

Ну и куча очаровательных яойных намеков на закуску. близнецы жгут (кто смотрел, меня поймут)

---

Песня...любимая.

Юрий Давыдович Левитанский

ДИАЛОГ У НОВОГОДНЕЙ ЕЛКИ

тигрик мурлычет

- Что происходит на свете?- А просто зима.

- Просто зима, полагаете вы?- Полагаю.

Я ведь и сам, как умею, следы пролагаю

в ваши уснувшие ранней порою дома.



- Что же за всем этим будет?- А будет январь.

- Будет январь, вы считаете?- Да, я считаю.

Я ведь давно эту белую книгу читаю,

этот, с картинками вьюги, старинный букварь.



- Чем же все это окончится?- Будет апрель.

- Будет апрель, вы уверены?- Да, я уверен.

Я уже слышал, и слух этот мною проверен,

будто бы в роще сегодня звенела свирель.



- Что же из этого следует?- Следует жить,

шить сарафаны и легкие платья из ситца.

- Вы полагаете, все это будет носиться?

- Я полагаю,что все это следует шить.



- Следует шить, ибо сколько вьюге ни кружить,

недолговечны ее кабала и опала.

- Так разрешите же в честь новогоднего бала

руку на танец, сударыня, вам предложить!



- Месяц - серебряный шар со свечою внутри,

и карнавальные маски - по кругу, по кругу!

- Вальс начинается. Дайте ж, сударыня, руку,

и - раз-два-три,

раз-два-три,

раз-два-три,

раз-два-три!..

@музыка: не трудно догадаться

@настроение: Я полагаю, что следует все это шить!

---

Подводим итоги.

НАДО: (Идея перечислить все свои должки не нова, надеюсь, сработает)

1. ДИПЛОМ - главное и основное.

2. Научить себя наконец спать больше трех часов в сутки, записаться в солярий (закрасить темные круги и нездоровую бледность) стоматолог...завершить декабрьский подвиг по общему излечению зубок (брррр, но надо)

3.Привести в порядок написанное - подсобрать стишки и зарисовки. Дневник есть - надо юзать.

4. Дописать - закончить, наконец сказку, вроде идея вырисовалась и даже без массового убийства. ФМ-2 - клаву в зубы и вперед. Фиговый из меня соавтор.



Хм. Вроде не так уж много.



Мечты:

1. Покурить кальян с братом очно.

2. Купить гитару.

3. Новый телефон. С ридером и аськой.



Писано сие было 25 марта - три месяца назад. Что ж...время подсобрать камни.

Что было НАДО и что я реально сделала

1. Диплом...написан. Но защита перенесена на осень. (напишем "выполнено чаастично")

2. Солярий по причине солнечной активности стал неактуален но морда по прежнему бледная аж жуть. Про сон я умолчу. - итого. по второму пункту провал.

3. Третий пункт невыполнен...оправдать написанием диплома?

4. Глухо как в танке. Как я была фиговым соавтором так и осталась. Третьих сказок стало две. Недописаны обе.



Итак. из четырех пунктов с натяжкой можно назвать выполненным ОДИН. 25%...маловато будет.



Подбираемся к списку наших мечт.

1.УДАЛОСЬ...какая была неделя....самбусики, кальян...пррррогулки. Умолкаю и предаюсь воспоминаниям.

2.Нда...но я ведь и не особо надеялась, нэ?

3.Даже и не знаааю. В какой то мере мечта сбылась...правда в корявом воплощении ОГО, но ОГО отобрали (обиженно всхлипывает) и мечта актуальна.



Выводы самые неутешительные...непорядок и с воплощением планов и со сбычей мечт.

@настроение: Работать над собой!

---

Я сдала эти ЧОРТовы Госы....

А впереди еще диплом. НЕ расслабляться.....но какая же втемная картинка. Увы, не помню с чьего днева поперла.

@музыка: душа поет

@настроение: адреналин кончился.устала

---

Хорошая песня

СО МНОЮ ВОТ ЧТО ПРОИСХОДИТ...

Сл. Е. Евтушенко



Со мною вот что происходит:

Ко мне мой старый друг не ходит,

А ходят в праздной суете

Разнообразные не те.

И он не с теми ходит где-то,

И тоже понимает это,

И наш раздор необъясним,

Мы оба мучаемся с ним.



Со мною вот что происходит:

Совсем не та ко мне приходит,

Мне руки на плечи кладет

И у другой меня крадет.

А той, скажите бога ради,

Кому на плечи руки класть?

Та, у которой я украден,

В отместку тоже станет красть.



Не сразу этим же ответит,

А будет жить с собой в борьбе

И неосознанно наметит

Кого-то дальнего себе.



О, сколько нервных и недужных,

Ненужных связей, дружб ненужных!

Во мне уже осатаненность...

О, кто-нибудь, приди, нарушь

Чужих людей соединенность

И разобщенность близких душ!



Со мною вот что происходит:

Ко мне мой старый друг не ходит,

А ходят в праздной суете

Разнообразные не те.



Со мною вот что происходит...

@музыка: она и играет

---

Сижу в своем уголке, пью кофе гляссе и испытываю живейшее отвращение к работе. К своей достаточно престижной, высокооплачиваемой, по меркам нашего города, работе. Прекрасный коллектив, куча льгот, лояльное и достаточно вменяемое начальство. И четкое до зубовного скрежета ощущение - НЕ МОЕ. Восемь часов в день я заставляю себя заниматься тем, что мне не нравится, тем что оставляет меня абсолютно равнодушной. Восемь часов в день...пять дней в неделю. Иногда эти цифры приводят меня в ужас. В последнее время меня утешает только надежда, что осталось потерпеть до осени. Это еще три месяца. Это четветь года. Это просто срок, который нужно отбыть. Как я завидую тем людям, что испытывают радость, выполняя свою работу, как я хочу быть в их числе.

@настроение: остановите землю, я сойду

---

Из корпоративной почты

Прислал коллега...я плакала и билась об клаву.



Однажды первоклашкам предложили на уроке чтения нарисовать иллюстрацию к стихотворению Пушкина:



Бразды пушистые взрывая

Летит кибитка удалая.

Ямщик сидит на облучке

В тулупе теплом, в кушачке.



И вот, что получилось у детишек.

Начнем с того, что самыми понятными словами этого четверостишья оказались "тулуп" и "кушачек".

Кибитка была изображена в виде летательного объекта.

Почему? Ну, как же, русским ведь языком сказано - "Летит". Значит летит.

Причем у некоторых детей аппарат этот имел кубическую форму. Видимо из-за созвучия слов "кибитка" и "куб".

И вот летит по небу эдакая ки(у)битка и что делает? Правильно - взрывает.

Кого? Бразды пушистые.

Что же такое бразды? Видимо если пушистые, следовательно, звери такие.

Однако что за название непонятное "бразды", что за звери? А нормальные такие звери. Инопланетные. Нечто среднее по внешнему виду между бобрами и дроздами.

И вот вполне уже логичная картина получается - летит кубической формы серьезный такой космический летательный аппарат, из которого на бедных пушистых мутантов - браздов сыплются градом снаряды и бомбы, разнося инопланетную живность в клочья. (Понятие падежей первоклассником ведь не известно еще в силу возраста. Поэтому никого не смутило, что написано-то бразды, а не браздов, как по идее должно было бы быть).

А рядом, неподалеку от этого безобразия сидит некая загадочная личность и спокойно так за всем этим геноцидом наблюдает.

Это ямщик. Причем изображен он, сидя на обруче (облучек - обручок, почти совсем одно и то же), в кожухе и с лопатой в руках.

Почему с лопатой? Ну, как же - он же ямщик, чем же еще ему ямы копать.

Сидит он на обруче, значит, с лопатой, на краю огромной ямы, которую успел уже благополучно выкопать.

Спросите, зачем выкопал? Понятно зачем - браздов хоронить!

Логично? Логично.

@настроение: десять минут после обморока

---

Рюи

Вот такой обаяшка получился в кукольном обличии...

@музыка: Комары звенят

@настроение: Экзамен сдан. Ура, товарищи!!!!

@темы: Санта-Амои

---

Сказка

Села после долгого перерыва за третью сказку. Сидела-сидела и высидела нечто довольно самостоятельное и весьма мери-сьюшное. Пока без названия, да и не завершено, но последняя сцена уже есть, осталось перемычку дописать.







Из трущобных он был. Какая там девка нагуляла, да от кого и не скажешь. Так и рос травой сорной – что украдет, то и съест, что стащит, тем и прикроется. Ловок был да и умом не обделен. Для таких две обычно дорожки в жизни – либо в слуги к горожанам богатым, либо в квартал веселый для тех же горожан усладой. Ну а он до поры петлять умудрялся. То людишкам лихим подмогнет, да вроде и ни при чем останется, то к торговцу честному с поручением поспешит, а вместе с поручение иной раз и смех-траву захватит. Как уж при рождении назвали да и называли ли – не упомнит никто. Вьюн да вьюнок – навроде сорняка придорожного кликали. Он и отзывался. Все равно вьюнку, где плети свои зеленые раскидать, где пригреет солнышка, там и обовьется. Зацепиться бы, да к теплу навстречу вскарабкаться…Ласковы вьюнка объятья да неприхотливы. И сорняк вроде, а иной горожанин и в саду у себя поселит. И ухода не требует, и глазу приятно.

И вьюнку – польза. Коли холят, отчего не расцвести?

Щедро поцелуи дарил – подарков не требовал, но и не отказывался. Прежде чем взгляд остыть успевал, уходил с улыбкой, не привязываясь – за то и любили. И ревновать такого не заревнуешь, и удержать не удержишь – лучик на ладони, вода в горсти.

Часто гостем вечерним во дворце был, а у кого гостил, кто ж его разберет…и не место таким во дворце, а привыкли – примелькался, вот и не гнали. Под покрывалом искусен да на язык сдержан, да и место свое знает – куда не просят, не лезет. И не спросит никто – в опочивальню спешит или с посланием секретным, в рукаве спрятанном…

Так обноски на рубашку шелковую и сменил.

Нос не задирал, но и в пол не смотрел, спину не гнул, но и голову склонить не брезговал..







Раскинулось глубоко в лесу озеро темное. Ни одна рыба покой вод его не тревожила – зеркало гладкое, око мертвое. Не то что искупаться – взглянуть страшно – вдруг отражение заберет? Даже звери к тому озеру на водопой не приходили, а вот люди иногда захаживали – не за водой, правда. Жил на самом берегу отшельник в лачуге скромной. Разное болтали про то, из каких краев он явился. Кто и вовсе говорил – из озера вышел, чтобы охранять покой вод его тихих, безмолвных. Люди знающие за снадобьями к нему приходили, до которых мастером он был умелым. На всякий умысел были у Отшельника снадобья – от раны тяжелой вылечить или в могилу свести, сны подарить ярче самоцветов или тоски петельку накинуть – всем торговал охотно, разницы не делая, цену высокую взымая с каждого, кто придти к нему вздумал. Любопытствующих же попусту не терпел - слуг своих невидимых спустить мог. И рассказывали зеваки праздные, те, кому из леса довелось выбраться, бежишь, дороги не разбирая, а позади только крыльев шелест – сердце от страха выскакивает. А иные навсегда в лесу заплутали – увели их тропинки темные, и косточек по весне родичи не сыскали. Есть, значит, звери, волков прожорливей.

Языками всякое мололи….страшен, мол, Отшельник оттого и скрывается, лицо от света белого прячет, безобразие плащем темным закрывает. Знающие люди себе помалкивали, ну а болтунам всем рты не закроешь.



И понадобилось раз одной особе высокой снадобье дивное. То, от которого и у стариков глаза загораются, да руки тянутся к местам непотребным. Не каждому слуге дело такое доверишь. У слуг глаза любопытные, языки болтливые да руки жадные. Враз по коридорам весть разнесут, в уши насмешливо подробности придуманные нашепчут. Со стороны человечка бы надежного…

Так Вьюнку поручение и досталось вместе с наказом молчать, да кошельком увесистым – за снадобье расплатиться. И не больно было ему охота к озеру безмолвному идти, да встряхнулся, посмеялся над страхами своими. Рубашку с вышивкой попроще одел, да и в путь.

Хорошо в лесу после города пыльного. Душа с птицами поет вместе, голову ветерок свежий кружит, запахом трав дразнит. Распустить ворот, чтоб вздохнуть глубже, смех звонкий с привязи отпустить. На поляне земляника сама в ладонь просится. Только не след задерживаться, коли дело есть. Уже тропинка становится истоптанная. Вот уж и птицы не поют – не любят они над озером Безмолвным летать.

Показалась впереди лачуга древняя, меж деревьев притулившаяся. В дверь стукнешь – развалится. Отвечай потом перед хозяином. А хозяина нет как нет. И спросить не у кого.

Час долгий коротать или минутку короткую – все равно ждать придется.

Сел Вьнок на берег невысокий. Сам попался камешек плоский под руку. Отчего не позабавиться? Трижды камешек от воды оттолкнулся, прежде чем в пучину канул, а следующий и того дальше проскакал. Легкая рука нынче. Да и озеро всплесками разговорилось – не такое уж и безмолвное оказалось, даром, что вода темная. Размахнулся снова. Что такое? Два камешка по воде поскакали. Да вместе в волне и схоронились. Обернулся Вьюнок – строит хозяин в плаще темном. Что про тот плащ не толковали, каких баек не складывали, только сразу взгляд цепкий, до одежи внимательный, отметил заплатку косо поставленную.

Уж потом от заплатки взгляд вверх пополз, чтоб с глазами встретиться. И долго же ему ползти пришлось. Высок хранитель озера Безмолвного – голову задирать приходится. Встал Вьюнок, поклонился, Отшельника из-под челки растрепанной разглядывая. А ну как за озеро обидится, да камешком на дно и пустит…Плавать то Вьюнок не научился. И не найдут. Пропадет даром краса ненаглядная. И рубашка пропадет вышитая и портки новые почти. Так себя жалко стало, что не сразу заметил – улыбается Отшельник. Легче перышка улыбка – того и гляди, ветер унесет. И молодой ведь оказался, а ждал старца увидеть с бровями кустистыми, нахмуренными грозно. Улыбнулся Вьюнок в ответ. Умел он раздавать улыбочки ласковые, да только эта неуверенной вышла.

Заметил испуг Отшельник, словно тень по лицу прошла, улыбку спрятала.

- Что тебе, - спрашивает, - шумный, надобно?

Объяснил Вьюнок коротко за чем пришел. Кошель протянул.

- Погоди, - говорит Отшельник, - золото мне под нос пихать. Нет у меня сейчас снадобья этого – готовить надобно.

Так сказал, развернулся да в лачугу пошел, только плащ метнулся темный. Замялся Вьюнок, а тут обернулся Отшельник на пороге, махнул рукой досадливо – заходи, мол не стой столбом. Дважды приглашения не просил Вьюнок, мигом в лачугу проскользнул, да оглядываться начал. Вроде и не вертит головой – взглядом по сторонам стреляет. И пуще всего от тех стрел хозяину достается. Неужели плащ не снимет свой затрапезный? А Отшельнику до гостя незваного и дела нет – перебирает травы засушенные, в запасах своих роется, склянками позванивает. Чисто барсук в норе. Только носом не фыркает.

Смотрел-смотрел Вьюнок на него, все больше со спины широкой обозревая. И чего люди напридумывали? Ни рогов, ни крыльев, ни копыт – скучно даже. А тут еще одна напасть. На столе блюдо, салфеткой чистой накрытое. Приподнял Вьюнок краешек украдкой, а оттуда сдобы запах только из печки. И откуда в глуши у Отшельника плюшки свежие? Да неужто сам выпекал? А запах живот голодный дразнит. Не стерпел Вьюнок – метнулась под салфетку рука движением с детства привычным. И не заметно, что одной плюшки как не бывало. А Отшельник, знай себе, со снадобьем возиться. Осмелел Вьюнок, за второй потянулся – больно уж вкусные оказались. Тут покашливание легкое и услышал. На горячем поймали, значит.

Смотрит на него Отшельник, словно глазам не верит, что посмел у него кто-то плюшку стянуть.

- А если я тебя, говорит, за воровство в крысу сейчас обращу, да и прихлопну? Или просто прихлопну без превращений?

Поднял Вьюнок на него глаза недоуменно-обиженные.

- В гости позвал, я и угостился – не было воровства, о чем толкуешь, добрый человек? Почто порочишь меня понапрасну? Десять плюшек осталось еще.

- И пересчитать, выходит, успел, - отвернулся Отшельник, усмешку пряча. Давно не случалось слышать, чтоб его «добрым человеком» кликали. Да и гостей у него давно не водилось. Поставил он на стол пузырек со снадобьем готовым. Рядом с гостем чашку чая с травами бухнул так, что на стол выплеснулось.

- Пей, гость дорогой, как по батюшке не знаю, и улепетывай, пока цел. Заказ не забудь, да по дороге не угостись – тошно станет.

Прихлебывает Вьюнок чай горячий, не спеша. И откуда желание хозяина поддразнить угрюмого? Неужто приглянулся Отшельник, да так, что против шерсти погладить захотелось? Только вот за такие игры и самому по загривку получить можно.

- Неучтив ты, хозяин. Гостей не любишь или я не по нраву пришелся?

А глаза у Отшельника точь-в-точь чай травяной с ноткой меда лесного, сладкого.

Горячо пальцам кружку держать.

- А тебе что до нрава моего? – на руке Отшельник взвесил кошелек с золотом, - или в качестве доплаты за труды мои тебя прислали? Так не велика ценность. Кожа да кости.

Молчит Вьюнок, улыбается, раскраснелись губы от чая горячего. Поймается ли на крючок рыбка озерная? Только такой рыбке и рыбака проглотить ничего не стоит.

Потянулся слегка, будто за столом разморило.

- Давно ты видно, - говорит, - по веселым кварталам не гулял, коли разницы не видишь. Ну, не понравился – набиваться не буду, ты вот мне приглянулся.

Рассмеялся Отшельник – вот подарок принесло – костей с наглостью вперемешку. Да только по кварталам веселым и впрямь давно гулять не приходилось. Что ж отказываться, если сам предлагает…

Сдернул гостя со стула, да на ложе волчьим мехом убранное потащил. Сбросил ношу легкую, в глаза посмотрел – не раздумал ли?

Гладят пальцы мех жесткий, смотрит гость – приглашение в глазах лукавых. Распахнулась рубашка вышитая и когда расстегнуть успел?...



Исколол мех кожу нежную, до крови губы искусаны, до хрипа дыхание сбилось – на двоих одно и мало его.

Встретили утро вместе на ложе широком. Притянул к себе Отшельник мальчишку, мукой сладкой утомленного. Крепко спит, зверек ласковый, телом гибкий. Глаз не открыл, когда обняли, ресницы не дрогнули.

У зверька зубки острые да язычок ласковый. Не задерживались гости ночные, а этот рядом свернулся – не прогнать. Пусть себе спит – много места не просит, да и под рукой устроился удобно…

Вот проснулся Вьюнок, из-под руки выворачиваться не торопится. Дыхание спокойное слушает того, кто рядом лежит. Не в первой ему в постели чужой просыпаться, только из этой уходить не хочется – больно уж пригрелся. Ну да солнце уж высоко, а в городе снадобье ждут. И так за задержку не похвалят. Повернулся осторожно, тут же рука сжалась. Шепот щекотный в ухо прямо.

- Расшумелся вчера, опять шуметь начинаешь? На своих ногах уйдешь ли?

- Уйду, - Вьюнок отвечает, - если шагать нешироко.

Рассмеялся Отшельник, с ложа встал.

- Лежи, - говорит, - поможем горю твоему…

Как вернулся, зачерпнул ладонью щедро бальзама травяного. От прикосновения прохладного вздрогнул Вьюнок, выгнулся. Только что не замурлыкал.

Ласковы да нежны пальцы, что ночью на коже бархатистой следы оставили…



Все равно расставаться нужно, да и не держит ничего вместе. На двоих ночь одна – крепкая ли связь?

Не окликнул Отшельник на пороге гостя случайного, да и гость не обернулся. Разбежались тропинки. Пересекутся ли вновь?



Щедрую награду получил Вьюнок за снадобье доставленное. Даже задержку в заслугу обернуть смог – трудно, мол, было, а все равно принес, себя не жалеючи. Замелькала жизнь лентами яркими, вином хмельным забурлила. А в один из вечеров пальцем поманили, перстнем богатым украшенным, да новое поручение дали. Что ж..не в первой к озеру Безмолвному идти.

По дороге земляники набрал в лист широкий. В самом соку ягода – пальцы пачкает.



Тихо все так же у озера. На бережке дожидаться не стал – в дверь постучал. Отворил Отшельник – смотрит пристально.

- Не иначе, - говорит, - снадобье у твоего хозяина закончилось?

- Да не стал бы я за пустяками такими только до озера мотаться, ноги попусту трудить. Вот держи, земляники тебе принес.

На ладошке протягивает ягоды спелые. Усмехнулся Отшельник, к ладошке наклонился, алым испачканной. На губах – сладость лесная ароматная. Все до ягодки прибрал, да ладошку из рук своих выпускать не заторопился.

-Пошли уж в дом, затейник. Врешь ведь. Вон и кошель на поясе болтается.

- Не обманешь тебя, Вьюнок отвечает, - догадливый больно. Ежели скажу, что не за одним снадобьем пришел – поверишь?

- Там посмотрим, - Отшельник говорит уклончиво, - проходи уж, не стой на пороге.

Словно птаха лесная на плечо села. Ненадолго – знаешь, да пока щебечет, радость на сердце…



Снова под утро только Вьюнок в путь обратный пустился. Помнит еще тело ласку горячую, а ноги знай себе в город несут. Им ногам без разницы, о чем голова думает.



Вертится колесо быстрое, тянется пряжа тонкая – бежит время, не догонишь его. Не одна теперь у Вьюнка рубашка шелковая. Мягко спать да сытно есть привык. А что угла своего не завел – так поуютнее покои имеются.



Как раз охоту объявили высоким на забаву. Вот уж где конями да одеждой похвастать можно. А в шатрах шелковых нравы свободней, чем во дворце даже – не запираются двери то, а на воздухе лесном даже в потухших глазах блеск голодный просыпается. Да и тех, что шелк не от рождения носят тоже на охоте много. Был и Вьюнок среди них. Отчего не повеселиться, коли позвали?



Бьют охотники зверя дикого – поднимают за них бокалы высокие. Шумно в лесу по вечерам – пир там, а расходятся с пира парами все. Раздолье здесь взглядам игривым да улыбкам призывным. И дичь на любой вкус. Хочешь – стрелой бей, хочешь – в объятья лови. А у костра байки любили рассказывать. Из тех, которым дети малые перед сном пугаться любят.

-…говорит он слугам своим невидимым голосом хриплым, нечеловеческим. «Догоните, приведите сюда девицу красную – голоден я», а у самого когти Во! и глаза нечеловеческие…Принесли ему слуги покорные деву невинную, из дома отчего украденную. Тянет он к ней когти свои нечеловеческие. Та от страха в озеро и шагнула. Предпочла в воде темной от чудища схорониться. И долго слышали в лесу вой…



- Нечеловеческий…, - помог тут Вьюнок рассказчику споткнувшемуся, - заладил одно и тоже. Человеческое-то что у него было? Уж не этого ли девица красная испугалась так, что утопиться вздумала?

Рассмеялись в кругу костра – по нраву шутка пришлась. А рассказчик говорит обиженно:

- Что ж у нелюди человеческого-то быть может? - да уж не слушали его, другим слово дали.

А Вьюнок пошел себе от костра прочь.

Что такое? Только за деревьями огни мелькали веселые да голоса слышны были, а теперь темно и тихо кругом, словно занавесом плотным отделили. И куда идти – неведомо.

И темно вроде, а вроде и тропинку видно, а впереди словно огонек болотный мерцает. И непонятно – то ли в топь заманивает, то ли вывести хочет. Привык Вьюнок судьбе своей доверять – пошел за огоньком мерцающим.

Расступились деревья – полянку открыли малую. Залита трава серебром лунным – лучшим ювелирам кружево не под силу такое. И ни былинка не шелохнется. Кажется, тронь – зазвенит, серебром хрупким осыплется. Только не один Вьюнок на поляне. Замер он, вглядываясь пристально. Как есть плащ знакомый. Только что на поляне Отшельнику делать? Не иначе травы решил в полнолуние собрать целебные…

Хрустнула под ногой ветка – обернулся Отшельник движением хищным. И то правда – ведь не ждут визита дружеского в час такой. Ни травинки не примял – как рядом оказался?

- В час ночной зачем пришел? Зверей лесных не боишься? Так ведь и они не боятся костями похрустеть тонкими…- сердитый шепот, только глаза радостные или при свете лунном мерещится это?

- Заплутал ненароком – огонек вывел…

Легли пальцы на губы, молчать заставляя.

- Видно не своей волей позвал я тебя, только, раз уж пришел, огонек заприметив, не судьба тебе до утра с поляны этой выйти. Слуги мои охотятся сегодня, и не властен я над крылами их. Раз в год привязь снимать надобно…

Прижался Вьюнок к нему, руками оплел.

- Не тороплюсь, - говорит Вьюнок тихо, - а ночь длинная. Как бы не замерзнуть.

- Один у меня плащ, - Отшельник в тон ему отвечает, - не побрезгуешь ли со мной разделить?

- Отчего не разделить, на земле расстелить если – на двоих хватит…



Не умеет луна краснеть – всякое ей видеть доводилось, на все сверху серебро льет бесстрастно. Все равно ей, что освещать – лес безмолвный или объятья шальные.



Как под утро роса легла – прохладно стало. Стянул на себя плащ Вьюнок, носом зарылся, только нога торчит – не поместилась, видно. Изумляется Отшельник себе – чего таращится? Словно ног до этого не видел, да к тому же тощих. Самому зябко стало, так ведь не раскроешь, к себе прижал тем и согрелся. Проросла трава сорная в сердце – не выдернешь. Усмехнулся Отшельник горько – сердца нет, чего себе выдумал?



Рос себе куст терновый, ветвями колючий – какое тронуть, подойти боязно, а вьюнок лесной оплел его путами нежными, пораниться не пугаясь. Ничего не просил – больше всех забрал.

По глазам солнце ударило – проснулся Вьюнок в объятиях крепких. От истомы сладкой двигаться не хочется. Так бы и замереть. Всегда умел уходить вовремя, что ж теперь медлит?

Не всякие объятья свет солнечный терпят. Иной раз, что под пологом радовало, утром скривиться заставит брезгливо. Горек по утрам запах цветов ночных.

Только диво дивное – так же сладко целовать оказалось – не похитила ночь прелести, с покровом своим вместе не унесла .

Одевались, улыбками обмениваясь. Ни один не сказал то, что в сердце звучало, словно спугнуть побоялись. Да и зачем словами пустыми птиц перерывать пение радостное?



Расцепить бы пальцы – рвутся нити невидимые. Не стерпел Отшельник, снял с себя амулет малый – на шею повесил тонкую.

- Ждать тебя буду. Приходи, огонек дорогу укажет, по тропинкам проведет, ни один зверь путь тебе не заступит. – Ответа дожидаться не стал, первым ушел.

Улыбнулся Вьюнок, амулет тронув бережно. Многие звали – не ждал никто…Так с улыбкой к шатрам и вернулся. Думал, незамеченным прошел, а глаза внимательные в спину смотрели.

Понеслось веселье снова хмельное, кликнул кто-то хороводы водить. Сомкнулось кольцо яркое, замелькало в танце быстром. В том кольце и Вьюнок оказался. Когда радость из души рвется – тело танца просит. И не понял сразу – рассыпался уж хоровод, а соседи все так же крепко за руки держат. И улыбки у них нарисованные словно. Не стал вырываться – мало ли. К шатру шелковому подвели, без грубости войти заставили.

Богато шатер убран – ковры мягкие, покрывала дорогие. На подушках узорчатых господин высокий возлегать изволит, тело нежит. Как рука белая перстней не устает носить столько? Да все с каменьями тяжелыми.

Подойти велел жестом ленивым. И получше у него игрушки водились – трущобным не чета. И делить он их не привык ни с кем. Да только надоели ласки их заученные, так надоели, что последнему шнурок он пожаловал шелковый – с ним и закопали – хорошо там по весне земляника расти будет. На могилах всегда она слаще.

А тут взгляд скучающий как раз зацепился – не раз вроде в коридорах видел дворцовых, да разве запоминаешь тех, что и пыль уличную глотать недостойны.

Как раз забаву новую принесли. Сам Отшельник, говорят, снадобье составлял это. Желание дарит жгучее, ночью неутомимость дарит. Одна беда – каплей больше в вино вольешь, и не доживет до утра игрушка. Невелика цена за ночь длинную, огня полную. Да только что ж попусту товар дорогой переводить, если вот он – улыбкой манящей высверкивает, на все готовый.

Прошлой ночью еще привести велел, да только вернулись слуги – руками развели. У костра был только, а куда ушел да с кем неизвестно. Болтают, мол, в лес завернул. Да кто на ночь глядя в чащобу потащится? Потянулся за хлыстом сперва, а потом простил, да наказал – как появится, к нему вести немедленно. Зачем ночи ждать? Прохладно в шатре да сумрачно. Словно вечер здесь вечный притаился.

Доставили зверюшку, интересно, куда бегала, да успеет еще Господин вопросы задать, любопытство потешить. Не денется никуда зверюшка, послушной станет скоро – сама все расскажет.

Поклонился Вьюнок. Заприметил он – остались у дверей шелковых слуги. Улыбнулся приветливо, тревогу пряча.

- Честь мне, - говорит, - оказана, коли к господину высокому в шатер позвали. Чем служить могу.

- На флейте, говорят, играешь искусно, - Господин отвечает, - вот и усладишь…слух наш.

- Ошиблись, - Вьюнок отвечает, - не обучен я музыке. Простить прошу за глупость да неумение.

- Про какую ж флейту толковали? – спрашивает Господин, в голосе недоумение деланное.- Что ж, вина со мной выпьешь да и иди себе.

А в глазах усмешка ленивая.

- Напрасно на меня господин высокий вино дорогое переводить изволит. Недостоин я.

- Что недостоин, - Господин ответствует, - это я и так вижу. Да еще наглость имеешь от угощения отказываться? Бокал не возьмешь – в глотку вольют.

Отшатнулся Вьюнок испуганно – понял все, да только отступить не дали – за плечи взяли накрепко.

- Не отказываюсь я, Господин высокий, скромность за неучтивость вы приняли. Да только моя в том вина.

- Оценили мы скромность твою, - говорит Господин насмешливо.

Слугам знак дал, те Вюнка к столу накрытому подтолкнули.

- Пей за здоровье мое до капли.

Взял Вьюнок бокал высокий – рука не дрогнула. И не выльешь под стол – смотрят внимательно. Осушил до дна бокал, на стол поставил хрусталь звонкий, поклонился благодарно – пол в лицо бросился, еле на ногах устоял.

Закричало тело от жажды нестерпимой. Только один способ есть жажду унять эту. Только за руки держат крепко в хороводе словно, не коснешься себя, голова кругом идет, губы просьбу одну шепчут.

Вздернули подбородок пальцы, перстнями украшенные.

- Где вчера пропадал, ждать меня заставил, негодный?

Что угодно, только бы пытку не длить. Разомкнулись уста послушные…



Вскинул Господин брови изумленно, рассказ выслушав. Ворот рубашки распахнул, поддел шнурок брезгливо. Пригодится еще Отшельника подарок, а пока и без того забава есть.

Слугам махнул, чтоб из шатра вышли – достанутся потом объедки псам верным со стола хозяйского…



Спряталось солнце, луне место уступая, да и она, краса серебряная выходить не торопится из-за туч. Темно на полянке, да в темноте только огонек из-за деревьев виден ясней. Встретить ли на опушке или здесь остаться? Подойти или дождаться, когда первым обнимет? На другие вопросы раньше ответа искал, только эти важнее всех оказались.

Только слышит шум Отшельник. Бесшумно шагает тот, кого ждет он – травинки не примнет, кто ж пожаловать вздумал?

Тенью плащ стал – средь теней не вдруг заметишь. Выпорхнул огонек мотыльком огненным, а за ним всадники из-за деревьев показались. Истоптали траву мягкую, только не увидели никого.

Слышит Отшельник разговор их

- Здесь быть должен. Вот и амулет дорогу указал. Отродье колдовское, спрятался куда?

Щелкнули пальцы беззвучно – погас огонек. Холодно в сердце стало. Не прятался никогда, а тут скрыться захотелось. Боль с собой унести – убаюкать. И чего надобно им? Любопытство привело их глумливое?

Неуютно всадникам на полянке стали.

- Соврал, верно, чего Отшельнику поджидать здесь кого-то? - коней развернули, да только не увидеть всадникам больше света дневного.

Смех тихий, да крыльев шелест – вот и все, что услышать пришлось им напоследок. Унеслись кони с седлами пустыми, дороги не разбирая, пену роняя с губ.

Тут и луна выплыла. Там, где трава серебрилась, кровью все испятнано. Только кровь под светом лунным всегда черной кажется. Поднял амулет, за ветку зацепившийся, на руку намотал шнурок не глядя. А то не знал, кого на ложе принимал своем? Неужто верности ждал? Да верность вся его – травы бездумной к солнцу стремление. Где посветит, туда и тянется. Похвастал, похвалился небось трофеем дивным, может и монет за амулет колдовской выручил али спор с кем заключил. Звонко смеялся, наверное, над Отшельником потешаясь.

Холоднее в доме, что тепло очага узнал, да лишился его в одночасье, чем в том, где огня никогда не зажигали.

Жил без него и дальше проживешь. Это кажется только, что по ножам идешь – осока мягкая под ногами. Это кажется, что сердце кричит – звери ночные воют. Хорошо им зверям…



Не проснулся Вьюнок, а словно из омута вынырнул мутного да глубокого. Привкус во рту кроваво-медный, пелена перед глазами. Видно знатно повеселился вчера. Вытянуться думал – от боли застонал, разом все вспомнив. И вина бокал, и пальцы липкие и себя, к этим пальцам тянущегося, ласку словно милостыню выпрашивающего. Чего просил – с лихвой дали, не поскупились. Вымыться бы в воде ключевой, да до воды дойти еще надо. Сжала дурнота горло, снова в глазах потемнело. Память, что осколков горсть – каждый палец до крови уколоть норовит. У каждого – края острые.

И с обидой ни к кому не пойдешь. То, что раздавал щедро, обманом взяли. Кто ж поверит в такое? Да и так если – не затем ли у шатров крутишься? Вот и получил свое. Не девица на выданье – плакать не о чем.

Потянулась рука к вороту, а внутри предчувствие змеей холодной свернулось. Если б поцелуи только забрали…Скользнули пальцы по шее бессильно. Не сберег. Ни себя, ни подарка дорогого. Ночью ждал на поляне Отшельник, а уж утро. Опоздал, выходит Вьюнок.

Игрушкой был при постелях шелковых, неужто другим стать возмечталось?

Посмеяться бы над собой, только губы потрескались.

А тут крик поднялся. Вернулись из леса без коней всадники. Все были воины удалые – не вдруг одолеешь. Да какого бы зверя не гнали – перехитрил он их, из чащобы не выпустил.



И как подняться сумел на ноги непослушные? Только шаг-другой – уж леса опушка. Далеко до поляны – не дойти, да и нет огонька-провожатого. Манит прилечь трава, отдохнуть. Обещает над головой сомкнуться покрывалом мягким. На минутку всего… ненадолго...Небо высокое, солнце яркое - средь травы травой стать, позабыть обо всем.



Так бы и остался, не проходи мимо путник дорогой лесной. Пес охотничий вперед убежал, лаем подозвал. Посмотрел путник, какую добычу пес углядел, под ноги плюнул, да поднял на плечо ношу легкую. Молоком отпоить вдруг в себя придет? Много он таких видал, знал, чем на шелка себе зарабатывают. Недолго цветы живут сорванные, часто их под ноги бросают забавы ради.



И раньше то к озеру Безмолвному не больно кто ходить любил, а теперь и вовсе дорогу забыли. Да и где дорога та? Заросло все кустами колючими. Оплел терновник лачугу древнюю. Нечасто хозяин выходит из нее. Темны окна – ни огонька, ни проблеска. И, говорили, на человека Отшельник походить перестал. Ночью по лесам рыскает со слугами своими – горе, кто на пути попадется.

Глубоко озеро Безмолвное, темны воды его. Что видело – не расскажет, что приняло – не отдаст. И ненужно собеседника другого Отшельнику. И ничего не нужно. И никого не ждет он. А когда взгляд вперед убегает, пьет снадобье темное, забвенье дающее. Да и в забвении иногда улыбка знакомая примерещится. Человеком был бы – с берега шагнул, да и той малости не дадено. Знал ли мастер неведомый, на какую муку создал творенье свое? Зачем с умениями хитроумными вместе душу вложил?

Хорошо снадобье темное, что живой по недосмотру чьему-то забываешь на время…а после еще приготовить можно.



Живуча трава, как не выпалывай. Вот и Вьюнок утром одним проснулся, окно распахнул в комнате незнакомой. Солнцу в лицо рассмеялся. Отворилась тут дверь – стоит на пороге хозяин.

- Проснулся, - говорит, - а здоров же ты поспать, друг любезный. Так притомился, что месяц с постели не вставал. Думал уж и не поднимешься.



Поклонился Вьюнок хозяину радушному. А тут как раз слуга шагом легкий поднос с кушаньями принес.



- Угощайся, - хозяин говорит, - а то щеки ввалились, смотреть боязно.

Не стал Вьюнок отказываться, разделил с хозяином трапезу.

После в комнате вдвоем остались. Отблагодарить за гостеприимство хозяина надобно. Одна Вьюнку благодарность известна – пояс развязать протянул руки, не поддается узел тугой.

Стряхнул хозяин с пояса руки тонкие.

- Ветер качает, а туда же все. Или мало тебе, неугомонный, того, что сотворили над тобой?

Первый раз краска щеки тронула, отступил Вьюнок, глаза опустив.

- Не буду обузой тебе более, до темноты дом твой покину, в сердце доброту помня.

- И куда пойдешь? – хозяин спрашивает его насмешливо, - до поворота первого? Опять мне тебя таскать придется? Легок ты, так ведь и спина у меня не казенная. Оставайся, покуда в силу не войдешь…

И еще на месяц пришлось Вьюнку задержаться в доме этом, и никто куском хлеба не попрекал его. Гость и гость.

Вернулся блеск к глазам ярким, перестали пальцы дрожать, кружку удерживая.

А тут несчастье во дворце – заболел наследник царский. И не могут врачи искусные хворь выгнать. Каких только не перепробовали снадобий, каких наговоров не читали – все без толку. Чахнет наследник, вот-вот дыхание прервется. В коридорах дворцовых заранее в темное облачились высокие. Каждый с соболезнованиями опоздать боится.

Послали и к Отшельнику гонцов, только вернулись они с пустыми руками – не проехать теперь к озеру Безмолвному. Стеной неприступной стали кусты терновые, только одежду гонцы в клочья порвали.

Вспомнил тут Господин высокий про мальчишку, да про амулет колдовской. А вдруг секрет знает? Шепнул на ухо, кому следует, выгоду свою усмотрев.

Если тонешь и за соломинку цепляешься малую. А вдруг выплыть поможет?

И как разыскали, только соглядаям ведомо, да только постучала поутру стража в двери дома, где Вьюнок гостем был – выдать потребовала. Добр хозяин был, пожалел Вьюнка, но со стражей дворцовой не стал в споры вступать, да и Вьюнок во дворец пошел, не упираясь. Провели его в палаты богатые, двери за собой затворили накрепко. А в палатах уж ждал Вьюнка Господин высокий, перстни перебирая. Заметил испуг, усмехнулся довольно.

- Рад тебя, - говорит, - во здравии видеть. Не забыл ли знакомство наше? А то как бы напомнить не пришлось.

- Не забыл, - Вьюнок отвечает тихо.

- Дело есть до тебя. Да тебе оно только в радость будет. Всего то до озера Безмолвного прогуляться да снадобье целебное у Отшельника получить. Не задаром, конечно.

В ладоши хлопнул, внесли кошелек, золота полный…да вина бокал высокий.

Побледнел Вьюнок – ни кровинки в лице. Смотрит на бокал как на змею ядовитую.



Приобнял Господин высокий его за плечи приветливо.

- Отпущу тебя, вдруг обмануть решишь? Не вернешься, с золотом скроешься. Чтоб не сомневался я, да не волновался попусту, вино выпьешь особое, для тебя приготовленное. Жизнь свою мне в залог оставишь. Коли в срок вернешься со снадобьем, получишь награду великую, а нет – под кустом в муках сдохнешь, пожалеешь, что на свет родился.

Сам вино с подноса берет, протягивает Вьюнку ласково – не откажешься.

Притаилась горечь свинцовая в букете щедром.

- Поостерегся бы я, - Господин молвит, - на месте Отшельника губки твои сладкие целовать теперь, ну да ему, наверное, все нипочем.

Рассмеялся довольно шутке своей, часы песочные перевернул.

- Торопись, - говорит, - побежало время твое.

Крепко петелька на горле затянута – пришлось Вьюнку к озеру Безмолвному идти. Сам рад бы был увидеть и принуждения не надобно, только как встретит его Отшельник после разлуки долгой?

Темен лес, угрюм. Полянка, на которой землянику собирал, крапивой поросла жгучей, сама тянется – укусить норовит. Заплели тропинку кусты колючие – не пройдешь. Одну ветку отводишь – две других бьют больно. Вцепились в плечо колючки острые – не пускают. Шаг, другой – от рубашки шелковой клочья только на плечах в кровь исцарапанных. Руки исколоты, ласку дарить привычные. Только все равно вперед Вьюнок пробирается. Тонок да гибок – там, где всадники на проехали, проскользнул, лоскуток оставив шелковый. Так до озера Безмолвного и добрался – кровью своей за каждый шаг заплатил.

Ни блика на глади водной, ни ряби, словно льдом темным сковано озеро. Ясно небо синее, солнце светит ярко, только тонет в тени глубокой все кругом, свет от себя отталкивает.

Даже ветерок замер испуганно – травинку малую шевельнуть не смеет. Заросла лачуга древняя терновником будто и не живет в ней никто. Оробел Вьюнок – не посмел в дверь постучать. На бережок, как в первый раз, сел дожидаться. И все казалось ему – лягут руки тяжелые на плечи, к себе повернут…только зябко плечам. Колени обнял Вьюнок, голову положил на них, да так и уснул – словно в яму темную свалился.

Очнулся на опушке, где путь свой начинал. И не холодно Вьюнку – плащом теплым его укрыли, и плечи не болят – смазаны ласково бальзамом с запахом знакомым. И склянка рядом с лекарством приложена…и золото при нем осталось. И нет никого. Только птицы поют, да травы шелестят. Радуйся себе, да только вскипают слезы жгучие – щеки обжигают, горечью губы поят. Одарил Отшельник…Только в дом не впустил, на глаза не показался, да и гостя спровадил подальше. За доброту – поклон низкий, только о том ли мечтал, когда птицей бездумной рвался, крыльев не жалея. Сломаны крылья – недолго летать пришлось. Да и были ли они, крылья те? Может, снились только, да не все сны сбываются.



Во дворец вернулся, проводили его к Господину высокому.

- Притомился я ждать тебя, - говорит он, - не торопился ты.

На часы посмотрел выразительно – осталась в них горсть песка малая и все меньше становится.

Только не по нраву высокому, что нет страха подобающего в глазах зверюшки прирученной – печаль одна, да печалью не потешишься.

А зверюшке уж в пору на коленях ползать, жизнь свою вымаливать…

Усмотрел тут господин на поясе у Вьюнка кошелек с золотом нетронутый, усмехнулся недобро.

- Что ж, - спрашивает, - не взял золото Отшельник? Или другим плату потребовал? Да ты, наверное, только рад расплатиться был…Мастер Отшельник до снадобий целебных, что ж тебя не излечил? Уж бледнеешь, как посмотрю.



А Вьюнку вздохнуть больно. Сжало сердце змеей холодной, вот-вот биться перестанет.

Натешился Господин мукой его вдоволь, влил в губы посиневшие вина глоток.

- Добр я, - говорит, - на неделю срок тебе продляю.

Сам про себя думает – полезной оказалась зверюшка, вдруг еще к озеру послать понадобится. Пусть себе сидит на поводке коротком.

Увести велел, запереть накрепко, чтоб не вылетела из клетки пташка…да все равно невысоко взлетит – подрезали крылышки.

Сам одежду на себе разорвал, волосы спутал. В ноги правителю пал, склянку бесценную протянул руками дрожащими.

- Себя, - говорит, - не пожалел, наследника чтоб спасти юного, раздобыл я снадобье волшебное и неважно какой ценой. Для меня, слуги верного, нет радости большей…

Поднял его Правитель с колен, к себе прижал.

В три дня наследник с ложа поднялся и не счесть наград, которыми одарили Господина высокого. Прилюдно Правитель его братом назвал возлюбленным.



Облетела листва с деревьев, что у озера Безмолвного росли. Пуще прежнего терновник колючками ощерился.

Стоит Отшельник на берегу изваянием недвижимым. А в висках птицы черные колотятся – вырваться хотят, каждый взмах болью отзывается.

Думал забыл…да куда там. Как увидел – сердце оборвалось. Насилу удержал себя, вздох еще, и к себе бы прижал - не выпустил… Только заприметил кошелек полный на поясе – как водой холодной окатили. Горько стало. Вот зачем пришел, стало быть. Волю чью-то исполняет, на награду надеется. Что ж, заслужил – поработал исправно, за три ночи заплатить надобно.

Да неужто думал ты, чурбан бездушный, что дворец на лачугу он лесную променяет…Зверек ласковый. И не заметил даже, как играючи сердце коготками изорвал.

Потянуло туманом сонным с озера. Нет сил в глаза взглянуть лукавые. И не побоялся придти ведь, кожу изранить нежную.

Поднял его, легкого, в плащ завернул, забыл, куда идти хотел. На опушке не рук спустил – по живому от себя оторвал.

Если снова придет, как утерпеть?

Сжимают пальцы шнурок тонкий… Хорошо бы память в озере Безмолвном схоронить. Сомкнулись бы над ней воды темные, скрыли бы навсегда.

Амулет – не камешек плоский, сразу на глубину без всплеска канул.

Забурлила вдруг вода, зашумела, словно к себе подзывая. Как взглянул – зеркалом снова стало гладким, только не лицо Отшельника зеркало то отражает. Все вода знает, только не всем рассказывает. Капля малая за жизнь свою чего не увидит только – из ручья, к облакам поднимется, из облаков дождем в ручей упадет…или слезой обернется горькой.



Разбить бы гладь водную, да рука не поднимается. И не в силах Отшельник глаз от нее оторвать. Сжалась в кулак рука – ногти в ладонь впились до крови. Все вода видит, все знает…как в шатер привели, как вина поднесли…и рассказывает о том вода охотно. Да уж лучше б молчала.

Как сорвали амулет с шеи тонкой…как на ковры узорчатые опустился безвольно…как сомкнулись на запястьях пальцы перстнями украшенные.



Думал, до этого боль изведал. Только знал ведь – не его обнимает, да счастлив Вьюнок с кем-то. Не ему улыбается, значит, другая радость греет…

…как отраву покорно выпил…как сквозь терновник злой продирался…

Сам на муку вернул того, кто на руках спал доверчиво. Да теперь локотка не укусишь, в глотку себе не вцепишься. Головой теперь думать надобно, как спасти, из лап жадных выручить.





Богато палаты во дворце изукрашены, на замках да на засовах даже узоры сделанные искусно. Да только от этого тюрьма тюрьмой быть не перестанет.

Хоть бы во сне привиделся…только пусты сны, забирает отрава их, выпивает начисто. И под самым теплым покрывалом дрожит Вьюнок в ознобе жестоком. Только и согреться – в плащ закутаться – подарок последний.

А на столе часы песочные. И опять только горсть осталась. И опять, когда свобода – руку протяни, двери распахнутся. И опять не отпустят - в последнюю минуту вино пригубить заставят. Милосердней отрава, чем забота эта.





Шумно на рынке городском в час утренний – самое время для торговли, пока солнце в силу не вошло. Знают купцы повара дворцового – кланяются ему низко, лучшие товары предлагают, да за полцены почти. Ко дворцу снедь доставить – честь великая. Дороже прибыли милость высочайшая

Придирчив повар – чуть что не по нем, носом дернет, мимо пройдет. А тут слышит он аромат дивный – сами ноги понесли к прилавку. На прилавке фрукты красоты дивной, словно медом изнутри светятся, сладостью манят. В руку возьмешь – лопнет кожица прозрачная, сок сладкий по руке потечет. Торговаться даже не стал повар, разом весь товар купил, золота торговцу щедро отсыпал. Поклонился тот повару почтительно, да и ушел с рынка незаметно.

По вкусу пришлись фрукты дивные господам высоким, получил похвалу повар, да наказ фрукты такие каждый день ко дворцу доставлять. Пожалел уж повар, что не спросил, кто таков торговец да откуда. На другое утро опять на рынок пошел, вздохнул облегченно, за прилавком того увидав. А уж слух по рынку прошел про товар дивный. У прилавка купцы толпятся, цену заламывают. Насилу протолкался повар дворцовый, да уж только полкорзины и осталось. Пожевал губами недовольно, зазвал торговца вина с ним выпить. Хорошо под навесом шелковым, прохладно в тени. Скромен торговец – лица не поднимает, из поклона глубокого спину не разгибает.

Наказал ему повар не на рынке торчать, а во дворец прямиком товар свой нести. Благодарен был торговец за честь такую, о цене и не заикнулся. Под утро у ворот дворцовых ожидал послушно.

Отдал корзину фруктов дивных, да только усмотрел повар при нем еще одну корзинку малую.

- Что у тебя там? – спрашивает.

А торговец глаза опустил, не торопится корзину открывать, отнекивается, не на продажу мол.

Любопытно повару, что такое прячет он там. А вдруг еще диковину какую. Покажи да покажи. Упорствует торговец. И где покорность растерял свою? Не стерпел повар, крышку сорвал да и обомлел. Красоты такой не видывал еще. На каких ветвях диво такое вызрело? Золото с пурпуром да с янтарем перемешалось. Аромат блаженство обещает вечное. В садах небесных разве увидишь такое. Вот для стола высокого украшение достойное.

А торговец все упрямится – наотрез продавать отказывается. Уж какую только цену не называл повар – все в пустую. Хоть стражей грози ему.



Ту би континуед....

@темы: Сны на двоих

---

Призрачный тигр

Подарок от Кыцык...жутко и красииииво.

@настроение: все будет хорошо

---

Сон

Бывают сны и Сны. трудно объяснить разницу, но она присутствует. понятно, когда во сне мелькают образы прошедшего дня, просмотренного фильма. прочитанной книги, но иногда...просыпаешься утром и думаешь - "и откуда вот ЭТО взялось". Странные сны посещают меня все чаще, буду записывать, хоть наверняка выйдет сумбурно.

Я нахожусь в довольно высоком здании, причем на одном из последних этажей. Мне этот факт просто известен - я не вижу заоконного пейзажа.

В коридоре много детей разного возраста. Я и сама ребенок, хотя отдельные отрывки явно воспринимаю с позиции взрослого наблюдателя, а иногда и рассказчика. Обстановка как во время большой перемены.Собственно здание представляет собой какой-то очень большой интернат. Дети обмениваются какими-то мелочами, шумно, я ясно слышу музыку. У меня в руке бутылка с каким-то напитком...Почти разом все начинают двигаться в направлении, где находятся лифты. Я понимаю, что мне долго придется ждать очереди и спускаюсь по лестнице или решаю спуститься - тут плохо помню.



Следующий отрывок - я в качестве зрителя. Мне рассказывают нечто вроде предыстории и показывают не то фильм, не то слайды. Заражение - первая ассоциация с радиацией, но вроде что-то другое. детей, чтобы защитить помещают в специальные, закрытые детсады. Их количество сокращается - как я понимаю не хватает ресурсов - а плата за их нахождение постоянно возрастает. Желтые, празднично раскрашенные здания. Мысленная ремарка - их символом является Нарцисс. И мысленное же недоумение - странно наградить спасенное поколение символом эгоизма и самолюбования (во сне я довольно патетична).



Рассказ продолжается повествованием об открытии способа ощищать территории и людей от заражения. Образ - купол, вроде полиэтиленового опадает, мужчина (нечетко) жестом показывает успех...Вроде рассказывали об изобретателе...От рассказа о первом очищенном пространстве осталась четко одна фраза - "Улицу стянуло в мыльный раствор." Образ - обычная улица, но в воздухе переливы, какие бывают на стенках мыльных пузырей.



Третий отрывок. Я в комнате с мужчиной среднего возраста. Он, вроде и является рассказчиком. Плюс смутное ощущение, что тот мужчина с куполом и он - одно лицо. тот самый изобретатель?

В вазе на полу несколько голых ветвей а на них ярко-красные лишайники, которые напоминают скорее цветы вроде бархатцев.

Мой вопрос.

- Эти цветы ведь оттуда?

Конец сна.

@настроение: странно мне

---

---

Снесли кусочек детства

В обед решила забежать за булочками в "Пингвин" - кафе на нашем единственном пешеходном бульваре. Бульвар этот - центр тусовочного движения нашего городка. Мальчики сидят на скамейках и пьют пиво, девочки прохаживаются мимо этих скамеек и ждут приглашений. Днем там гуляют мамы с колесками и кормят голубей. Я же каждый день наблюдаю эту картину из окна офиса.

А "Пингвин"..."Пингвин" был здесь всегда, сколько я себя помню. Кафе-мороженое - маленький сине-белый ларек с урной в виде пингвина (кто вообще додумался до такого изврата) рядом. Несколько пластиковых столиков внутри и несколько ( в теплое время года) на улице...Здесь подавали мороженое в жестяных вазочках - неимоверно вкусное почему-то, хотя кругляшки колупали из вполне стандартного весового пломбира. Мороженое поливали по заказу шоколадным, кофейным или малиновым сиропом - других не было, посыпали тертым шоколадом, орешками или всем вместе...Здесь делали самый вкусный молочный коктейль - всего-то сок и мороженое. Может, ядовито-розовая соломинка придавала ему смак?

Невские булочки...нежнейшие...легчайшие, и неважно, сколько в них было холестерина...Вот за этими булочками я и бежала. и остановилась как вкопанная. "Пингвина" не было....вообще не было - ровная забетонированная площадка. Как корова языком слизала.

Шел дождь...и хотелось..нет не плакать. Хотелось попрощаться, зайти туда еще раз или забежать, как мы это делали, вдоволь навертевшись на каруселях. Забежать, захватить внезапно освободившийся столик, загалдеть так, чтоб нам сделала замечание тетя Груша.

А заходить было уже некуда...

@музыка: Куда уходит детство

@настроение: Прогрессирующая ностальгия

---

Четверг похожий на понедельник.

Домовой сегодня разбушевался.

Он спрятал все-все заколки. И даже бюстгалтер заныкал. Наверное, выражает недовольство перманентным бардаком в моей квартирке. А, может, он просто фетишист и мелкий извращенец. Но сподобиться на генеральную весеннюю уборку, включающую и помывку окон все равно надо...



А дорогу на работу мне преградили козы. Белые и наглые. Вот идешь вся такая из себя городская, а потом тебя настигает понимание, что живешь хоть и в большой но деревне. Ладно...будем радоваться экологии.



Обнаружила в себе нездоровое пристрастие к плавленым сыркам. Гадость жуткая ведь. Но в последнюю неделю завтракаю только ими. Сдираю фольгу и жадно чафкаю. Каких то микроэлементов, видимо, не хватает.

@настроение: так-сяк