День первый 12:30 - 13:30, 609 слов, про нагов Он увидел, как дрогнуло, будто готовое рассыпаться, лицо Ирсиса. И как оно закаменело мгновением позже, превращаясь в безупречную маску.
- Я оценил твои старания на благо нашего рода, младший - с этими,сказанными слишком спокойным тоном, словами Ирсис, вежливо кивнув ментору, покинул комнату для занятий.
У Плесси защипало в носу, готовые пролиться слезы обожгли глаза. Он не понимал, почему сказал то, что сказал, и еще менее понятной была для него реакция Ирсиса. Плесси, даже если хотел, не смог бы поверить, что в поступках своих старший брат руководствуется исключительно беспокойством о благе семьи. Весь его книжный (и такой ничтожный в реальной жизни) опыт, все герои древних легенд (до которых уже давно никому не было дела) нашептывали одно и то же - зависть. Но Плесси впервые не был готов поверить всегдашним своим проводникам. Тем горше была обида - отчего брат не мог порадоваться за него? Он, вытянувший счастливый жребий при рождении, обласканный родителями, с лихвой наделенный красотой и силой, чем его так оскорбила сама возможность для Плесси тоже обрести счастье?
До самого приема они больше не виделись. Ирсис, к великому облегчению ментора, не предпринимал более попыток к посещению занятий. К огорчению госпожи Аиссы, с совместными трапезами тоже было покончено - старший сын почти не появлялся дома, хотя и уведомил о своей готовности сопровождать младшего брата на прием.
Плесси разбудили еще затемно, хотя прием должен был состояться только вечером. Он, в наивности своей, думал, что успел уже приобрести привычку часами сидеть неподвижно, пока чужие руки колдуют над его лицом или волосами, но подготовка к приему требовала, по мнению госпожи Аиссы, усилий принципиально иного уровня. Ни одна чешуйка, ни один волосок не должны были выбиваться из тщательного продуманного образа. Матушка смирилась как будто с неказистой внешностью младшего отпрыска - пустые сожаления о несбыточном уступили место желанию достойно разыграть партию даже без очевидных козырей на руках. Когда нечего подчеркивать, проще нарисовать картину целиком - так рассуждала госпожа Аисса, пристально наблюдая за подготовкой. Сам Плесси рассуждать о чем-либо был не в состоянии - его вертели из стороны в сторону, словно куклу, он едва успевал выполнять все распоряжения - смотреть строго в определенную точку, наклонить и держать голову в положении едва доступном для существа живого и дышащего, терпеть, молчать, не моргать, покружиться, замереть... Голову оттягивали назад тяжелые гребни, от которых с первой минуты в висках расплескалась боль, на запястьях сомкнулись браслеты, на шее застегнули ожерелье-воротник, спускающееся на грудь, а серьги, судя по ощущениям, служили для медленного и мучительного расставания владельца их со своими ушами. К слишком массивным украшениям добавился еще и пояс младшего супруга. Плесси молчал и терпел - что ему еще оставалось. Он уже потерял счет часам и процедурам, когда его подвели наконец к зеркалу, и Плесси убедился, что мучения его были напрасны. Украшения, роспись лица и прическа, безукоризненно выполненные, существовали как будто отдельно от него. Так в красивую раму можно вставить дурно написанную картину - прекрасное обрамление лишь сделает посредственность исполнения более очевидной. Зато госпожа Аисса была довольна, поэтому Плесси поспешил изобразить на своем лице восторг по поводу волшебного преображения. Матушка всплеснула руками и устремилась было заключить его в объятия, но вовремя опомнилась - никаких объятий и поцелуев, слишком хрупко было достигнутое совершенство.
Ирсис в сторону брата едва взглянул, и это Плесси полностью устраивало - вечер сегодня и без того обещал слишком много чужого внимания. Едва войдя в зал, они оказались буквально в окружении - всем хотелось поглазеть на младшего супруга прославленного генерала. Разглядывали его, не стесняясь, обсуждали, не приглушая голосов, пытаясь понять, что же привлекло к нему столь завидного жениха и, понятное дело, не находя ответов. Впрочем, Плесси недолго пробыл в центре внимания - ни прием прибыл младший супруг императора, и все желали, если не заговорить, то хотя бы взглянуть на столь важную особу.
День второй (еле успела) 22:40 - 23:40, 820 слов, про наговПлесси наслаждался передышкой, когда осознал, что вокруг него подозрительно тихо. Оторвав взгляд от узоров на полу, он увидел прямо перед собой незнакомца, приближение которого оказалось совершенно незаметным. Плесси никогда еще не видел никого настолько безукоризненно красивого, и лишь спустя несколько мгновений изумленного (и абсолютно не соответствующего правилам этикета) разглядывания, он понял, что перед ним стоит никто иной как младший императорский супруг собственной персоной. А в нескольких шагах за его спиной почтительно замерла толпа гостей, в полном молчании ожидающих, что же выйдет из этой встречи. Все наставления внушенные и вдолбленные выветрились у Плесси из головы ибо он смотрел на ожившую легенду, или на того, ради кого в легендах этих вершились подвиги и безумства. На самом краешке его сознания билось понимание, что отвесить церемонный поклон, поприветствовать по всем правилам, но Плесси замер, будто околдованный.
- Тебя ведь Плесси зовут? - спросил, улыбаясь императорский супруг.
И ласково коснулся плеча, словно освобождая от заклятья. Плесси глубоко вздохнул, только сейчас понимая, что задержал дыхание. И немедленно совершил еще одну ошибку - кивнул в ответ на вопрос, неспособный совладать с собственным языком, как какая-то деревенщина.
- Простите моего брата, Прекраснейший. Для него все это внове. Робость, а не глупость причина его неучтивости, - Ирсис, разумеется, все это время был поблизости и решил вмешаться.
Императорский супруг обернулся, обвел взглядом ожидающую толпу, улыбнулся и улыбка его, невидимая для Плесси, была холоднее льда.
- Немудрено оробеть и ошибиться, когда столькие только и ждут, когда ты споткнешься им на потеху. Если ты не против - сказал он, вновь обратив взор на оцепеневшего Плесси, - я бы хотел поговорить с тобой наедине. Уверен, здесь найдется комната потише и поуютней, - с этими словами он протянул руку, и Плесси, повинуясь этому дружелюбно-повелительному тону, вложил в эту руку свою.
Под аккомпанемент общего молчания они покинули зал. Оказавшись в небольшой, но прекрасно обставленной библиотеке, императорский супруг плотно притворил за собой двери, потянул Плесси к мягкой кушетке, усадил и немедленно сам уселся рядом.
- Бедное дитя, у тебя ледяные руки. Позволь, я поправлю тебе прическу. Подозреваю, что эти тяжелые гребни тебя сейчас просто убивают.
И в мгновение ока шедевр, сооруженный из волос Плесси усилиями двух мастеров был разрушен, гребни и заколки вынуты.
- Не переживай, перед тем как мы выйдет отсюда, я заплету тебя по последней моде. В столице мы уже давно не носим эти чудовищно-тяжелые прически, от которых полдня потом раскалывается голова. Ну... - добавил он, заговорщически подмигнув Плесси, - по крайней мере, я не ношу. Остальные вольны себя мучить.
Плесси улыбнулся, словно оттаяв, и робко поблагодарил, добавив наконец, положенный в обращении к императорскому супругу титул "Прекраснейший".
Улыбка на губах его собеседника погасла.
- Не зови меня так. У меня есть имя, и я слышу его слишком редко. Ты - Плесси, а я - Аксисс, и пусть в этой комнате все так и останется.
- "Аксисс"- в переводе с древнего и есть "прекраснейший" - у Плесси эта фраза вырвалась сама собой, и он язык был готов себе откусить, но императорский супруг лишь рассмеялся.
- А ты у нас учен не по годам. Пусть так, но Аксисс это все же имя, а не титул. Мы, договорились?
Плесси кивнул.
- Я не просто так утащил тебя с приема, сам понимаешь. Но мне ужасно хотелось лично, без лишних свидетелей и церемоний познакомиться с тем, кто наконец завоевал неприступное сердце генерала Архисса. Мы уж думали, эта крепость никогда не падет, и вдруг такие новости. Расскажи же мне, я хочу знать абсолютно все!
И Плесси рассказал. Робость, сковывавшая его язык в первые минуты, прошла, и слова теперь лились неудержимым потоком, направляемым иногда то словом, то жестом от Аксисса, который, слушая историю, не переставал улыбаться. А Плесси все никак не мог остановиться. Он и не знал до этой минуты, как хотелось ему выговориться, открыться перед кем-нибудь. У него ни малейшего сомнения не возникло, что Аксисс достоин доверия. И лишь когда речь зашла о письме от Архисса Плесси сбился, но прочитав на лице Аксисса, не холодное любопытство, а неподдельный интерес и теплоту во взгляде, продолжил рассказ.
- И ты вот так сразу догадался? - Аксисс изумленно всплеснул руками, - Невероятная история. Я и представить не мог, что наш генерал способен на такие жесты. Сказать по правде, несколько раз я, по просьбе императора, пытался устроить его счастье, но кто бы ни был ему представлен, генерал не проявил ни малейшего интереса.
Плесси смутился, ему хотелось, если не целиком, то хоть лицо в ладонях спрятать.
- Ты - редкая драгоценность, Плесси. Не сомневайся, - словно прочитав его мысли, сказал Аксисс, - чистое сердечко, светлая голова и красота лесного ручейка, может, и незаметного издали, но прекрасного для любого, кто возьмет труд присмотреться поближе. Я в тебе это вижу, а ведь мы только встретились. И генерал Архисс увидел то же самое, а может, и больше, раз тебя предпочел самым выгодным партиям. А теперь давай-ка я тебя заплету, пора нам возвращаться, уверен в зале только и шепчутся о том, что мы здесь делаем так долго. Держись на приеме рядом со мной. Тебя это убережет от чужой назойливости, а мне даст провести вечер в приятной компании...
День третий, 11:30 - 13:00, 1583 слова, про наговПлесси почти задремал под ласковыми прикосновениями перебирающих его волосы пальцев. Ему было хорошо - все тревоги, все страхи, пускай ненадолго, но отступили, не смея тревожить Плесси, пока столь прекрасный страж охранял его покой. Не хотелось возвращаться в зал, но Аксисс, закончив с прической, уже легко хлопнул его по плечу.
- Вот и все. Достаточно одного гребня, и тебе куда больше к лицу. Пойдем же.
Плесси, как привязанный, последовал за своим новым другом. Уже у дверей Аксисс вдруг остановился и ,не оборачиваясь к Плесси, едва слышно прошептал:
- Уверен, рядом с тобой генерал излечится от своих жестоких привычек. Ты исцелишь его душу. Может, уже исцелил.
Вопросы были готовы сорваться у Плесси с языка, но Аксисс уже растворил двери, и уединению их пришел конец. Никто пока не смел приблизиться, но все наблюдали за их передвижением по залу с вниманием хищников, выслеживающих добычу.
Ирсис присоединился к ним первым, Аксисс тепло поприветствовал его и даже принес извинения за, как он выразился, "похищение младшего".
- Смею надеяться, он не оскорбил вас своими манерами, - ответил Ирсис, и во взгляде, который он метнул на Плесси, светилась неприкрытая угроза.
- Его непринужденность стала для меня истинным подарком. Он еще успеет усвоить все тонкости этикета, к сожалению - это мало кому идет на пользу.
Слова императорского супруга, похоже, нимало озадачили Ирсиса, хоть он и старался не показать вида, но чары Аксисса, вне всяких сомнений, и его не оставили равнодушным.
Объявили танец лоз, который, видимо, откладывали до последнего, пока главный гость отсутствовал. Для Плесси, начавшего обучение совсем недавно, танец этот был слишком сложным, так что он остался рядом с Аксиссом, пока другие занимали место в центре зала, готовясь показать себя во всей красе. Под одобрительный ропот танцоры, пока еще без музыки, но абсолютно одновременно начали выполнять первую, пока еще одиночную, серию движений. Заканчивался же танец сложнейшей композицией для выстраивания которой необходимы были общие усилия, и ошибки лишь одного танцора было достаточно, чтобы превратить живой узор в беспорядочный клубок.
- Надеюсь, кто-нибудь не уберет свой хвост вовремя, - шепнул Аксисс, и Плесси, едва не прыснул от смеха.
Танец однако обошелся без происшествий, танцоров наградили вежливыми аплодисментами. Следующим объявили танец парных клинков - куда более простой, основанный на простом взаимодействии с партнером. Канон этого танца отличался от прочих отсутствием строгости и даже требовал хотя бы небольшой импровизации, превращающей танец, то в шутливый поединок, то в настоящее состязание. И Плесси был совершенно не готов к тому, что его за руку дернут в центр зала.
- Я сто лет не танцевал, и не собираюсь упускать возможность. К тому же ты явно весь вечер намеревался проторчать у стенки, чего я допустить не могу, - быстро проговорил Аксисс, который вызвался стать его парнером, и не подчиниться которому Плесси просто не мог. Да и сбежать уже не получилось бы - музыка началась, и все взгляды, понятное дело. прикованы были только к их паре.
- Не робей, младший, смотрят только на меня, танцуй и забудь обо всем
В груди будто что-то распустилось от этих слов. Аксисс держался с ним не просто как друг - как старший брат, любящий и оберегающий, и с таким защитником Плесси и правда почувствовался себя бесстрашным. Он отвечал на каждое движение, сначала, позволяя себя вести, а чуть позже и сам предлагая ту или иную вариацию, и всякий раз Аксисс подхватывал его идею на лету. Плесси не задумывался в этот момент, как выглядят они со стороны - такие разные, но объединенные танцем. Отточенные движения одного подчеркивали прелесть ученической неловкости движений другого. Не было соперничества, не было желания превзойти - только игра младшего со старшим, более опытным и желающим свой опыт передать. Кое-кто в толпе даже слезу смахнул при виде такой неподдельной, хотя и почти необъяснимой, заботы - надо же сам императорский супруг снизошел до заморыша, о котором прежде никто и не слышал. А впрочем, не таким уж и заморышем выглядел Плесси. Мелковат, конечно, да вот только лет триста назад отпрысков благородных семейств, готовящихся к участи младших супругов, морили голодом - только бы не переросли канон, предписывающий младшим супругам быть как можно более хрупкими и тонкокостными. Невзрачный, но черты лица правильные, пусть и приглушенные. В общем, обсуждающие Плесси, находили в его внешности все больше преимуществ по той простой причине, что внешности этой воздали должное сразу двое высокопоставленных особ. И если решение генерала могли счесть причудой, то поддержка императорского супруга сразу заставила пересмотреть свое решение всех, кто считал Плесси недостойным. Будь он горбат, одноглаз да к тому же лишен кончика хвоста, в данных обстоятельствах и таким уродствам пытались бы найти оправдание, да еще и детям своим советовали "ссутулься, да прикрой глаз, в этом сезоне так модно".
Танец закончился, музыка стихла, а мгновением позже разразились такие аплодисменты, будто все присутствующие желали отбить себе ладони.
- Мы еще повторим с тобой этот танец в столице, - Аксисс довольно улыбался, и не отпускал руки Плесси
А тот чувствовал себя пьяным от музыки, улыбок, быстрого кружения и возбуждения, разливающегося внутри, заставляющего дыхание учащаться, а румянец сильнее играть на щеках. Плесси почти задыхался от незнакомого прежде восторга.
- Мне придется покинуть тебя на время, младший. Не скучай, улыбайся, но не торопись принимать ничью дружбу, сейчас многие будут рады тебе лежалый товар. Я же пока побеседую с твоим братом.
Аксисс поправил ласково, выбившуюся из косы прядь и коротко кивнул Ирсису, который без слов понял приказ и, не медля, последовал за императорским супругом.
Проникни Плесси каким-либо волшебным образом за закрытые двери уже знакомой ему библиотеки, он изумился бы тому, как изменилось приветливое до недавнего времени лицо Аксисса, но он, окруженный, спешившими поздравить или высказать комплимент, гостями, конечно, не мог этого видеть. Не знал он и того, каким испуганным может выглядеть его старший брат, пускай он и был на две головы выше императорского супруга и несоизмеримо сильней. Опытный воин, он замер перед Аксиссом Прекраснейшим, не смея шелохнуться.
- Каждый может быть счастливым, - начал императорский супруг, - если, конечно, занимает свое место. Генерал или лавочник, бродяга или придворный художник - неважно, какой именно жребий нам выпадает, главное, чтобы он совпал с велениями нашего сердца. Я, например, счастлив. Потому что рожден был стать императорским супругом и стал. Счастлив ли ты?
Ирсис, неспособный выдавить из своего горла хоть звук, кивнул, забыв совершенно, как укорял младшего брата за неподобающие манеры.
- А ведь ты врешь мне, - улыбнулся Аксисс, и от этой улыбки хотелось спрятаться, - таких как ты я вижу насквозь. Столько стыда, столько запертых желаний. Расстегни свой пояс, я покажу тебе твое место, Ирсис. Друг и доверенное лицо генерала Архисса, воин по рождению и поступкам, я дам тебе то, чего ты по-настоящему хочешь. Больше побед, больше поединков, больше своей никчемной жизни, от которой тебе нет радости.
Непослушными пальцами Ирсис расстегнул пояс, и тот упал на пол, глухо звякнув.
- Держи руки над головой, если ты хоть двинешься без моего позволения... Впрочем, мне ведь не нужно тебе угрожать, ведь так?
Ирсис почти кивнул, когда понял, что движение это ему позволено не было, и вместо этого выдавил из себя хриплое "да, Прекраснейший".
- Я знаю таких, как ты, - шепнул императорский супруг, прижавшись к Ирсису непозволительно близко, - верный друг, который сходит с ума от похоти и пожирает своего начальника голодным взглядом, когда тот не видит. Стал его правой рукой, а хотелось бы быть его шлюхой. Или я ошибаюсь?
Ирсис закрыл глаза. Что толку отрицать и гадать, когда и как стало известно императорскому супругу о его уродстве, изъяне, который он, как оказалось, недостаточно старательно скрывал, раз чужие глаза и уши смогли увидеть, услышать и донести.
Он почувствовал прикосновение чужих пальцев там, где не должно касаться воина, и сладкая, стыдная дрожь прошла по его телу. Прикосновение, а потом и проникновение - неглубоко, всего лишь на одну фалангу, но и этого хватило, чтобы паховые пластины разошлись, обнажая возбужденный, мокрый уже от собственной смазки член.
- Воин мечтающий лечь под другого воина, - продолжал лить яд Аксисс, не переставая поглаживать изнутри невыносимо легкими движениями, - ты ведь был в его шатре, пока он ласкал других, смотрел жадно и пытался представить, каково это - принять его в себя. Тебе бы не потребовалось никаких тренировок, никакой подготовки.
Ирсис, едва слышно, заскулил, он бы с радостью перерезал себе глотку, только бы не издавать этого жалкого звука, только бы не испытывать этого стыда, смешанного с удовольствием, от которого мутилось в голове, запретного гадкого удовольствия, для воинов не предназначенного.
- И знаешь что? - Аксисс внезапно вынул из него пальцы, а мгновением спустя вонзил их так резко и глубоко, что ладонь вошла в Ирсиса до большого пальца, которым императорский супруг царапнул, готовый взорваться от возбуждения член, - Ему и в голову не приходит, что тебя можно желать, можно использовать для своих нужд. Твоя дырка для него просто не существует. Он скорее в раскаленный песок свой член сунет, чем в тебя, и ты это знаешь. Но все равно на что-то надеешься. Бедный маленький Ирсис. Тебя ведь радовало, что он не берет себе младшего супруга. Ты ведь утешал себя тем, что ваше воинское братство для него важнее. А он выбрал твоего брата. Из всех - именно твоего.
Ладонь императорского супруга скользила внутрь и наружу в четком, беспощадном ритме.
- Этого, конечно мало, ты мечтаешь о большем, мечтаешь, чтобы тебя заполнили целиком...
Ладонь с прижатым уже большим пальцем вошла в Ирсиса до самого запястья, и он, не в силах более терпеть эту пытку, вдруг излился, тяжелыми мощными толчками залив своим семенем руку, его истязающую. Ослабевший, готовый упасть, он, непонятно как, продолжал держаться у стены прямо, чувствуя, что лицо заливают слезы, но неспособный испытывать стыд еще и за это - он и так дошел до пределов мерзости, запятнав себя так, что грязнее не станешь.
Аксисс спокойно вытирал руку платком.
- Ты поможешь мне избавиться от заморыша, - бросил он, уже направляясь к дверям, - Приведи себя в порядок, воин, противно смотреть.
День четвертый, хотя по календарю прохлопала, 1:00 - 2:00, 902 слова, про наговПлесси, который к приему относился, как к испытанию, избегнуть которого все равно не удалось бы, и которое просто нужно было выдержать с большими или меньшими потерями, вернулся домой неожиданно отдохнувший, полный сил и надежд. Госпожа Аисса, два часа кряду выпытывавшая у него малейшие подробности, не могла не заметить, что ее младший сын, рассказывая о своем первом выходе в свет, улыбается, как может улыбаться только тот, кто прекрасно провел время. Она ожидала увидеть его притихшим и напуганным, она думала, что чужое внимание станет для него, воспитанного, а точнее выросшего в уединении родного дома, пыткой, и почти жалела его, провожая. Весть об обретении младшим сыном столь высокого покровительства изумила ее, но не притупила до конца всех подозрений. Она бы и на Ирсиса насела, стараясь собрать из кусочков "кто как говорил" и "кто как смотрел" полную картину, но тот заперся у себя и строго настрого велел его не беспокоить, а от Плесси было мало толку - не умел он следить за переплетениями чужих слов и взглядов, не знал, как связать воедино обрывки чужих бесед, не было у него никаких навыков к толкованию намеков и недоговоренностей. Невозможно было научиться этому за несколько месяцев - чтобы понимать общество, нужно было вращаться в нем сызмальства, с самого юного возраста, учась принимать удары, зализывать раны и стараться, чтобы шкура огрубела как можно скорее. Плесси, простодушный и нескладный, был слишком легкой добычей, чтобы ему не постарались пустить кровь. Защитить от этого госпожа Аисса не могла да и не считала нужным, и все же ей было тревожно.
Плесси проснулся среди ночи в холодном поту, с бьющимся в горле сердцем, отбросил одеяло, туго обернувшееся вокруг него в почти удушающем объятии. Дурной сон отступал, теряя четкость в памяти, но все же недостаточно быстро, чтобы изгладиться без следа. Во сне Плесси видел Архисса, но как мало он был похож на любящего жениха. Знакомые черты обезображены были выражением презрительной скуки, жестокой холодности. Глазами генерала на Плесси смотрел чужак - недобрый и опасный, а Плесси лежал на полу, не в силах пошевелиться, чувствуя, как жизнь покидает его, понимая, что никто не придет на помощь, что единственная возможность спастись - любым способом убраться от этого пугающего чужака как можно дальше. Генерал наблюдал за его бесплодными попытками уползти с интересом паука, следящего за трепыханием мухи и знающего, что никуда ей не деться. Плесси, уже зная во сне, что это бесполезно, даже не пытался молить о пощаде. Ковер под ним был влажным и липким, и откуда-то пришло понимание, что это его собственная кровь - очень много его крови, и что она продолжает литься из него, уже не впитываясь в жесткий ворс.
- Долго он будет здесь корчиться? - спрашивал во сне генерал, получивший, по всей видимости, достаточно удовольствия от его мучений, - Вынесите его прочь отсюда.
И кто-то, оставшийся во сне безымянным и безликим, повинуясь приказу, заворачивал Плесси в ковер, как в грубое подобие савана. Вокруг смыкалась тьма, наполненная болью и запахом крови, и вот, когда она готова была уже поглотить свою жертву, Плесси вырвался из кошмара, с хрипом вдохнув в себя воздух.
О том, чтобы вернуться в кровать, и речи не могло идти. Плесси решил отправиться к семейному алтарю. Он не брался судить, кто и зачем мог послать ему такой сон, но надеялся, что мерцание свечей отгонит тьму, которая до сих пор, казалось, притаилась слишком близко. Плесси по-прежнему непозволительно редко возносил молитвы над свадебным подарком. Может, за это он был наказан? Может, пренебрежение традициями стало причиной?
Он так торопился, что не сразу понял - у семейного алтаря уже кто-то свил кольца для ночного бдения. Он вздрогнул и едва не вскрикнул, поняв, что опередившим его стал Ирсисс. Он не обернулся пока к Плесси, но по напряженной его позе можно было с уверенностью сказать - чужое присутствие не было для него секретом. Плесси как раз собирался проскользнуть обратно в темный коридор, когда услышал тихое, без следа привычной надменности "Сядь рядом".
Несколько минут они молчали - Плесси, не смея, а Ирсисс будто не желая говорить. Но именно он нарушил тишину во второй раз.
- Я хочу, чтобы ты не держал на меня зла, младший.
- Я не... - начал Плесси и снова замер, остановленный взмахом руки.
- Не перебивай, когда я прошу прощения, - процедил Ирсисс, мгновенно вернувшись к своей неповторимой манере, - Мне нелегко признать, что я в тебе ошибался, но я достаточно умен, чтобы изменить мнение, когда к тому есть причины. Меня терзали и, признаюсь, до сих пор терзают сомнения, что на смотринах ты не опозоришься, но я стараюсь уверить себя, что твое прилежание принесет плоды вовремя. На твоем испытании будет присутствовать младший императорский супруг, он лично уведомил меня, завтра я сообщу об этом матушке. Будь уверен, после такой новости, она поспешит проверить, чего ты успел достичь.
- Я не подведу твое доверие и не опозорю семью, - сказал Плесси так твердо, как мог.
Он даже нашел в себе силы встретиться глазами с Ирсиссом. Старший брат первым отвел взгляд.
- Надеюсь, все пройдет, как задумано. Прекраснейший сказал, что у него добрые предчувствия по поводу твоего союза. Ты произвел на него хорошее впечатление. И на приеме держался лучше, чем я мог от тебя ожидать.
Эта скупая, сказанная почти с неохотой похвала, согрела Плесси. Наклонив лицо, стараясь спрятать смущенную улыбку он прошептал:
- Спасибо.
- Не благодари, - Ирсисс покачал головой, будто отмахиваясь от его благодарности, - это младший супруг императора открыл мне глаза на твои возможные перспективы. Должен сказать, я буду рад, если его предсказания сбудутся.
- Я буду молить богов об этом.
- Я тоже, - Ирсис улыбнулся, глядя на свечи, - изо всех сил.
День пятый, 10:30 - 12:00, 854 слова про наговВ других обстоятельствах испытание превратилось бы для Плесси в чистой воды формальность, но внимание младшего императорского супруга заставило отнестись к древней церемонии со всей серьезностью. Испытание давно уже стало по сути не проверкой, а демонстрацией способностей, но в случае с Плесси до сих пор оставались сомнения. Проваливший испытание (а о таком уже лет сто никто не слышал) не лишался права стать младшим супругом, но решение отказаться или принять негодного оставалось за старшим. Плесси хорошо помнил древнюю легенду о воителе, который угрозами и шантажом принудил второго принца к браку, но при этом отменил испытание - на ложе принц был ему без надобности. К тому же слабое здоровье не позволило императорскому отпрыску завершить обучение. На приеме в честь заключения союза второй принц, неожиданно для всех объявил, что испытание будет им пройдено прямо сейчас, в присутствии всех свидетелей. Жених не посмел воспрепятствовать ему, и на глазах у него второй принц принял в себя свадебный подарок (к изготовлению которого воитель не имел никакого отношения, но который, тем не менее повторял очертания его в точности). На руках у своего отца он истек кровью и умер, таким образом избежав нежеланного брака. Жребий его достался третьему принцу, чей союз с воителем объявлен был раньше, чем тело несчастного успело остыть.
Не об этих легендах, конечно, следовало вспоминать, когда готовишься предстать перед добрым десятком гостей нагим и раскрытым, но Плесси не был напуган. Три дня, оставшихся до испытания, они с ментором потратили, чтобы окончательно закрепить результат с последним ученическим пособием - точной копией свадебного подарка, который сейчас, сверкающий золотом, начищенный и умасленный, уже был закреплен на стволе, привлекая общие взоры. Плесси, склонившись в почтительном поклоне замер перед стволом, ожидая, пока матушка даст ему последние наставления, формулировки которых почти не изменились за несколько сотен лет. Ирсис разомкнул на нем пояс младшего супруга, и Плесси лишился последнего укрытия для своей скромности. Никаких украшений, никакой краски, волосы были убраны в простой узел, оставляющий шею открытой - перед испытанием младший супруг должен быть чист, как при рождении, ибо сейчас он рождался во второй раз - для новой жизни в новой семье. Плесси глубоко вздохнул, не позволяя волнению сковать тело. Ради Архисса, ради их союза он должен был вынести это, зная, что любое прикосновение, любая ласка отныне будет твориться между ними за закрытыми дверями. Что более никто и никогда, кроме супруга, не прикоснется к нему, не причинит боль, не принудит.
Двигаясь спокойно и плавно, он обвился вокруг ствола, готовый принять в себя свадебный подарок, чувствуя, как трепещет внутри в предвкушении проникновения, но не позволяя себе дать возбуждению волю. Младший супруг на испытании должен быть сдержан, почти холоден - негоже ему пылать страстью у всех на глазах, все его удовольствие должно принадлежать мужу, никогда отныне не должен он позволять себе излиться без разрешения. Что позволено было на обучении, сейчас становилось запретным - ни ласкать себя, ни позволять какому-либо предмету доставлять удовольствие не должен был более младший супруг. Только плоть его мужа, только его сила и семя отныне должны были заполнять его.
Дилдо медленно проникало в Плесси, повинуясь движениям бедер, растягивая такой узкий еще совсем недавно проход почти до предела. Еще немного, еще несколько мгновений сладкой боли, и подарок вошел в Плесси до основания.
Гости поднялись со своих мест, чтобы засвидетельствовать и поздравить, когда младший сын госпожи Аиссы вдруг вскрикнул, коротко и страшно и, насаженный все еще на подарок своего жениха, побледнел, закатил глаза и лишился чувств. Вниз по стволу поползли тяжелые и густые ручейки крови. Алая капля скатилась сперва из ноздри, а потом из уголка рта Плесси.
- Снимите же его, - в отчаяньи прокричала госпожа Аисса, прижав ладони к пылающим от стыда щекам.
В абсолютном молчании Ирсисс, осторожно освободив Плесси, взял его на руки, и кровь полилась, как из открытой раны.
- Доктора немедленно! - Крикнул ментор, на свою же беду привлекая к себе внимание.
Он попытался было приблизиться к своему ученику, но путь ему преградила разъяренная госпожа Аисса.
- Ты, это ты виноват, грязный, негодный старикашка. Ты обещал мне, что он будет готов!
- Он и был готов! - В тон ей закричал ментор, - Заверяю вас, причина не в...
От удара мощного хвоста он почти отлетел к стене.
- Вон отсюда! - Шипела госпожа Аисса, раскачиваясь, как перед новым броском, - Вон из моего дома ты, гнусный шарлатан, обманщик...
- Успокойтесь, прошу вас, моя добрая госпожа! - между ментором и разгневанной хозяйкой дома, как по волшебству, возник младший императорский супруг, - Сейчас не время для обвинений, ваш сын нуждается в помощи, а вы... - Аксисс обернулся к ментору, все еще пытающемуся подняться с пола, - закройте свою грязную пасть и немедленно покиньте дом, которому вы уже принесли столько горя. Ваша корыстность не позволила вам отказаться от ученика. Вы, хотя и знали, что его ждет на испытании, уверили госпожу Аиссу, в том, что за полгода из ее сына можно сделать младшего супруга, достойного генерала! Невероятное вероломство! Молчите или я немедленно возьму вас под стражу. Дабы избежать заслуженной мести, повелеваю вам немедленно покинуть город и никогда, под страхом смертной казни, слышите, никогда больше не заниматься обучением.
Двое слуг помогли ментору подняться, но лишь для того, чтобы выволочь его под локти из комнаты.
Плесси, белый как полотно, лежал в объятиях старшего брата. Кровь, пропитав чью-то плотно свернутую и прижатую накидку, и не думала останавливаться.
День шестой, 23:40 - 00:30, 673 слова, про нагов
Вызванный спешно доктор немедленно осмотрел несчастного, но только руками развел. Разрывов, которые он ожидал увидеть в подобных обстоятельствах, не было вовсе, но, при отсутствии видимых повреждений, кровь удалось остановить лишь на время - спустя несколько часов постель под Плесси снова окрасилась алым несмотря на тугие повязки. Сам он, бледный уже до прозрачности, в себя не приходил, и доктор не был уверен, откроет ли его пациент глаза хоть раз или же из милосердного забытья отправится прямиком к праотцам. Одно было ясно - здоровье младшего сына госпожи Аиссы оказалось слишком хрупким для тягот подготовки к роли младшего супруга. Пускай тренировки принесли результаты - слабое тело в итоге не выдержало и сдалось на волю неизвестной пока болезни. Вероятно, недуг давно уже подтачивал силы Плесси, возможно был с ним с самого рождения, но именно тренировки, а затем и испытание ускорили его развитие и привели к столь трагическому финалу - так доктор поспешил объяснить госпоже Аиссе, что же случилось с ее сыном. Прогнозы его были неутешительны - мало кому из числа более здоровых удавалось оправиться после такой кровопотери, а в случае Плесси еще и причины кровотечения оставались неясными, что существенно затрудняло, если вообще не делало невозможным лечение.
Госпожа Аисса места себе не находила. Беспокойство о репутации семьи сменилось беспокойством за судьбу собственного ребенка. Видят боги, она была не лучшей матерью для Плесси. С самого рождения запретив себе привязываться к настолько слабому отпрыску, чтобы не разрывать сердце казавшейся почти неизбежной его кончиной, госпожа Аисса так и не смогла потом разрушить стену отчуждения, ею же самой и возведенную, даже после того как смерть отступила от колыбели ее младшего. Она предоставила Плесси самому себе, но не из одного лишь равнодушия к его судьбе - на свой лад он был счастлив в библиотеке. Или же госпоже Аиссе хотелось в это верить. Как бы там ни было, зла она ему никогда не желала, и сейчас корила себя за то, что дала согласие на предложение генерала. Ей бы отринуть немедленно вспыхнувшие надежды на столь выгодный и почетный союз да присмотреться к своему сыну внимательнее. Разве не шептало ей материнское сердце, что на роль младшего супруга он не годится? Разве не вызвали сомнения слова ментора, гореть ему в вечном пламени для лжецов? Но она, не позволив сомнениям пустить корни, с головой окунулась в подготовку Плесси для лучшей, как она считала, доли. И вот к чему это все привело!
Младший императорский супруг деликатнейше выразил сочувствие, но по лицу его было видно, что он готов, при необходимости, перейти к соболезнованиям. Он оставался в доме госпожи Аиссы все время, пока Плесси осматривал доктор, чтобы из первых рук узнать о его состоянии, спрашивал, не требуется ли для приготовления лекарства какой-нибудь особенно редкий или дорогой ингредиент. Госпожа Аисса была глубоко тронута его участием. Господин Аксисс, как он попросил себя называть, отбросив титулы, даже изволил подняться в комнату к Ирсиссу, чтобы вместе с ним несколько часов подряд в молитвах просить богов сжалиться над несчастным Плесси. Пришел он с визитом и на следующий день и явно расстроился, узнав, что улучшения за ночь не произошло. Семейный алтарь к тому времени уже привели в порядок (свадебный подарок сейчас на нем отсутствовал, хоть госпожа Аисса и сомневалась по поводу этого своего решения) но господин Аксисс вновь предпочел скромное уединение комнаты Ирсисса для молитв.
- Боюсь, я утомил вашего старшего сына, моя добрая госпожа, - заявил он, спустившись, - он воин и привык сражаться, а не просить. Я же уверен, что боги могут иногда услышать нас и помочь. Сожалею, что не могу сделать для вас большего нежели молитва.
Госпожа Аисса, решившая последовать его примеру, была удивлена и обрадована увидев Ирсисса у семейного алтаря - видимо и на него произвела впечатление вера младшего императорского супруга в силу молитв. Измученная неопределенностью и сомнениями, госпожа Аисса позволила себе всплакнуть на груди у своего старшего сына, и в его объятиях ей стало немного спокойнее. Что ж, даже если Плесси, боги пощадите, все же не выживет. у нее был еще один сын - ее краса и гордость. Госпожа Аисса снова разрыдалась. Утирая глаза платком, она заметила, хотя никому не призналась бы в этом, что и в глазах Ирсисса блеснули непролитые слезы.
День седьмой (три дня перерыва), урвала два раза по полчаса, время не засекала, 799 слов, про наговЕсли бы только госпожа Аисса знала, какие мысли терзают ее старшего сына, она, возможно, повременила бы с объятиями. Смерть была Ирсиссу, как и любому воину не в новинку - она забирала друзей и недругов, далеко не всегда делая это быстро и красиво. Ирсисс не понаслышке знал, что такое удар милосердия. Ему случалось освобождать несчастных от долгой агонии, и он надеялся, что, окажись он на их месте, найдется и для него помощник, готовый прервать ненужные страдания одним ударом. Иногда он даже смел надеяться, что последним его жизнь в руках будет держать никто иной как генерал Архисс - умереть от его руки было бы наградой. Сейчас Ирсисс точно знал, что награды этой он не заслужил. С каким отвращением взглянул бы на него Архисс, узнай он, что сделал Ирсисс и что позволил делать с собой. После последней встречи с императорским супругом внутри до сих пор все ныло, но боль была благом, в отличие от отравленного наслаждения, к которому его так успешно принудили. Которое заставляло соглашаться с любыми словами - а младший императорский супруг очень любил поговорить, раз за разом подводя Ирсисса к краю, но не давая разрядки, и каждая его фраза горела потом на коже, как удар хлыста, как клеймо, от которого никогда не избавиться. Воинская честь, гордость, верность клятве - все превращалось в труху под ласкающими пальцами, все рассыпалось пеплом. А ночью тело, распробовавшее и полюбившее эту отраву, мучило его, требуя продолжения, и Ирсисс, содрогаясь от отвращения, трогал себя, но это не могло до конца утолить проснувшегося в нем голода.
Он не испытывал мук совести за яд на свадебном подарке, ему не жаль было ни брата, тихо угасающего, ни госпожу Аиссу, проливающую слезы. Но Ирсисс сгорал от стыда при мысли о том, что должен будет доложить генералу Архиссу о своей неудаче. Не зная о роли Ирсисса в случившемся, генерал, возможно не станет укорять его слишком строго, но разве изменит это тот факт, что впервые Ирсисс не справился с заданием, возложенным на него? Более того, сознательно это задание саботировал, став орудием в чужих руках.
Ирсисс до мельчайших подробностей мог воскресить в своей памяти день, когда генерал отправил его домой не с приказом даже, но с просьбой - оберегать и защищать младшего брата до его возвращения. Какие именно опасности могли грозить Плесси, генерал тогда не объяснил, сказав "просто сбереги его для меня". Ирсисс пообещал, и сейчас обещание это буквально душило его, не давая вздохнуть полной грудью.
- Мы скоро породнимся, - сказал тогда генерал и взгляд его, привычно-жесткий, смягчился, - ты всегда был мне как брат, но боюсь я обманул твое доверие. Чувствую себя вором, проникнувшим в дом под личиной гостя.
- Чтобы считаться вором, нужно украсть что-то представляющее ценность, - вырвалось у Ирсисса, и он замер, не зная, как отреагирует генерал, но тот лишь рассмеялся.
- И все же я нашел драгоценность и поспешил ее присвоить.
Ирсиссу показалось, что в него вонзили нож, а потом еще и провернули его в ране. Драгоценность? Это его-то ни на что негодный брат? Генерал продолжал, не замечая, какие чувства обуревают его собеседника.
- Надеюсь он простит меня за то, что я принял решение за нас обоих.
- Простит? - Не стерпел Ирсисс, - Да он землю должен...
Ему на плечо опустилась рука, и на мгновение в этом жесте Ирсиссу почудилась угроза. Но он понял, что ошибся, лишь взглянув в глаза генерала. Архисс улыбался, и Ирсисс от все души возненавидел и эту улыбку, и того, кто стал ее причиной.
- Он станет моим убежищем и утешением, когда я удалюсь от дел. Мы будем весть тихую и скучную жизнь вдали от столицы. Возможно я возьмусь за мемуары или учебники, как и положено древней развалине вроде меня. И я все сделаю. чтобы он был счастлив рядом со мной.
- Удалитесь от дел? - только и смог спросить Ирсисс, чувствуя как его затапливает отчаянье и незнакомая доселе усталость.
Генерал кивнул, отвечая скорее собственным мыслям.
- Я всегда верно служил императору. Более того, я считал его своим другом. Если империи понадобится помощь для защиты от любой угрозы, я не останусь в стороне. Но мы вот уже десять лет только и делаем, что захватываем чужие земли. Империя должна расти и развиваться, да, но мы не успеваем осваивать захваченное. Эти земли не стали и, возможно, никогда не станут частью империи иначе как на бумаге. Мы лишь грабим их, внушая ненависть населению, а потом подавляем бунты, которых можно было бы избежать. Я больше не могу участвовать в том, что в итоге приведет к гибели всего, что мне дорого.
Ирсисс застыл, как громом пораженный. За такие слова генерала могли объявить изменником и казнить. Сам Ирсисс, услышав такие речи, должен был бы либо вызвать Архисса на поединок, либо написать донос на высочайшее имя, а промолчав становился сообщником. Император никому не прощал сомнений, и никого не щадил в стремлении сомнения эти искоренить. Но генерал Архисс, сам не зная того, был в безопасности, потому что даже пытки не заставили бы Ирсисса сказать хоть слово против него.
- Я оценил твои старания на благо нашего рода, младший - с этими,сказанными слишком спокойным тоном, словами Ирсис, вежливо кивнув ментору, покинул комнату для занятий.
У Плесси защипало в носу, готовые пролиться слезы обожгли глаза. Он не понимал, почему сказал то, что сказал, и еще менее понятной была для него реакция Ирсиса. Плесси, даже если хотел, не смог бы поверить, что в поступках своих старший брат руководствуется исключительно беспокойством о благе семьи. Весь его книжный (и такой ничтожный в реальной жизни) опыт, все герои древних легенд (до которых уже давно никому не было дела) нашептывали одно и то же - зависть. Но Плесси впервые не был готов поверить всегдашним своим проводникам. Тем горше была обида - отчего брат не мог порадоваться за него? Он, вытянувший счастливый жребий при рождении, обласканный родителями, с лихвой наделенный красотой и силой, чем его так оскорбила сама возможность для Плесси тоже обрести счастье?
До самого приема они больше не виделись. Ирсис, к великому облегчению ментора, не предпринимал более попыток к посещению занятий. К огорчению госпожи Аиссы, с совместными трапезами тоже было покончено - старший сын почти не появлялся дома, хотя и уведомил о своей готовности сопровождать младшего брата на прием.
Плесси разбудили еще затемно, хотя прием должен был состояться только вечером. Он, в наивности своей, думал, что успел уже приобрести привычку часами сидеть неподвижно, пока чужие руки колдуют над его лицом или волосами, но подготовка к приему требовала, по мнению госпожи Аиссы, усилий принципиально иного уровня. Ни одна чешуйка, ни один волосок не должны были выбиваться из тщательного продуманного образа. Матушка смирилась как будто с неказистой внешностью младшего отпрыска - пустые сожаления о несбыточном уступили место желанию достойно разыграть партию даже без очевидных козырей на руках. Когда нечего подчеркивать, проще нарисовать картину целиком - так рассуждала госпожа Аисса, пристально наблюдая за подготовкой. Сам Плесси рассуждать о чем-либо был не в состоянии - его вертели из стороны в сторону, словно куклу, он едва успевал выполнять все распоряжения - смотреть строго в определенную точку, наклонить и держать голову в положении едва доступном для существа живого и дышащего, терпеть, молчать, не моргать, покружиться, замереть... Голову оттягивали назад тяжелые гребни, от которых с первой минуты в висках расплескалась боль, на запястьях сомкнулись браслеты, на шее застегнули ожерелье-воротник, спускающееся на грудь, а серьги, судя по ощущениям, служили для медленного и мучительного расставания владельца их со своими ушами. К слишком массивным украшениям добавился еще и пояс младшего супруга. Плесси молчал и терпел - что ему еще оставалось. Он уже потерял счет часам и процедурам, когда его подвели наконец к зеркалу, и Плесси убедился, что мучения его были напрасны. Украшения, роспись лица и прическа, безукоризненно выполненные, существовали как будто отдельно от него. Так в красивую раму можно вставить дурно написанную картину - прекрасное обрамление лишь сделает посредственность исполнения более очевидной. Зато госпожа Аисса была довольна, поэтому Плесси поспешил изобразить на своем лице восторг по поводу волшебного преображения. Матушка всплеснула руками и устремилась было заключить его в объятия, но вовремя опомнилась - никаких объятий и поцелуев, слишком хрупко было достигнутое совершенство.
Ирсис в сторону брата едва взглянул, и это Плесси полностью устраивало - вечер сегодня и без того обещал слишком много чужого внимания. Едва войдя в зал, они оказались буквально в окружении - всем хотелось поглазеть на младшего супруга прославленного генерала. Разглядывали его, не стесняясь, обсуждали, не приглушая голосов, пытаясь понять, что же привлекло к нему столь завидного жениха и, понятное дело, не находя ответов. Впрочем, Плесси недолго пробыл в центре внимания - ни прием прибыл младший супруг императора, и все желали, если не заговорить, то хотя бы взглянуть на столь важную особу.
День второй (еле успела) 22:40 - 23:40, 820 слов, про наговПлесси наслаждался передышкой, когда осознал, что вокруг него подозрительно тихо. Оторвав взгляд от узоров на полу, он увидел прямо перед собой незнакомца, приближение которого оказалось совершенно незаметным. Плесси никогда еще не видел никого настолько безукоризненно красивого, и лишь спустя несколько мгновений изумленного (и абсолютно не соответствующего правилам этикета) разглядывания, он понял, что перед ним стоит никто иной как младший императорский супруг собственной персоной. А в нескольких шагах за его спиной почтительно замерла толпа гостей, в полном молчании ожидающих, что же выйдет из этой встречи. Все наставления внушенные и вдолбленные выветрились у Плесси из головы ибо он смотрел на ожившую легенду, или на того, ради кого в легендах этих вершились подвиги и безумства. На самом краешке его сознания билось понимание, что отвесить церемонный поклон, поприветствовать по всем правилам, но Плесси замер, будто околдованный.
- Тебя ведь Плесси зовут? - спросил, улыбаясь императорский супруг.
И ласково коснулся плеча, словно освобождая от заклятья. Плесси глубоко вздохнул, только сейчас понимая, что задержал дыхание. И немедленно совершил еще одну ошибку - кивнул в ответ на вопрос, неспособный совладать с собственным языком, как какая-то деревенщина.
- Простите моего брата, Прекраснейший. Для него все это внове. Робость, а не глупость причина его неучтивости, - Ирсис, разумеется, все это время был поблизости и решил вмешаться.
Императорский супруг обернулся, обвел взглядом ожидающую толпу, улыбнулся и улыбка его, невидимая для Плесси, была холоднее льда.
- Немудрено оробеть и ошибиться, когда столькие только и ждут, когда ты споткнешься им на потеху. Если ты не против - сказал он, вновь обратив взор на оцепеневшего Плесси, - я бы хотел поговорить с тобой наедине. Уверен, здесь найдется комната потише и поуютней, - с этими словами он протянул руку, и Плесси, повинуясь этому дружелюбно-повелительному тону, вложил в эту руку свою.
Под аккомпанемент общего молчания они покинули зал. Оказавшись в небольшой, но прекрасно обставленной библиотеке, императорский супруг плотно притворил за собой двери, потянул Плесси к мягкой кушетке, усадил и немедленно сам уселся рядом.
- Бедное дитя, у тебя ледяные руки. Позволь, я поправлю тебе прическу. Подозреваю, что эти тяжелые гребни тебя сейчас просто убивают.
И в мгновение ока шедевр, сооруженный из волос Плесси усилиями двух мастеров был разрушен, гребни и заколки вынуты.
- Не переживай, перед тем как мы выйдет отсюда, я заплету тебя по последней моде. В столице мы уже давно не носим эти чудовищно-тяжелые прически, от которых полдня потом раскалывается голова. Ну... - добавил он, заговорщически подмигнув Плесси, - по крайней мере, я не ношу. Остальные вольны себя мучить.
Плесси улыбнулся, словно оттаяв, и робко поблагодарил, добавив наконец, положенный в обращении к императорскому супругу титул "Прекраснейший".
Улыбка на губах его собеседника погасла.
- Не зови меня так. У меня есть имя, и я слышу его слишком редко. Ты - Плесси, а я - Аксисс, и пусть в этой комнате все так и останется.
- "Аксисс"- в переводе с древнего и есть "прекраснейший" - у Плесси эта фраза вырвалась сама собой, и он язык был готов себе откусить, но императорский супруг лишь рассмеялся.
- А ты у нас учен не по годам. Пусть так, но Аксисс это все же имя, а не титул. Мы, договорились?
Плесси кивнул.
- Я не просто так утащил тебя с приема, сам понимаешь. Но мне ужасно хотелось лично, без лишних свидетелей и церемоний познакомиться с тем, кто наконец завоевал неприступное сердце генерала Архисса. Мы уж думали, эта крепость никогда не падет, и вдруг такие новости. Расскажи же мне, я хочу знать абсолютно все!
И Плесси рассказал. Робость, сковывавшая его язык в первые минуты, прошла, и слова теперь лились неудержимым потоком, направляемым иногда то словом, то жестом от Аксисса, который, слушая историю, не переставал улыбаться. А Плесси все никак не мог остановиться. Он и не знал до этой минуты, как хотелось ему выговориться, открыться перед кем-нибудь. У него ни малейшего сомнения не возникло, что Аксисс достоин доверия. И лишь когда речь зашла о письме от Архисса Плесси сбился, но прочитав на лице Аксисса, не холодное любопытство, а неподдельный интерес и теплоту во взгляде, продолжил рассказ.
- И ты вот так сразу догадался? - Аксисс изумленно всплеснул руками, - Невероятная история. Я и представить не мог, что наш генерал способен на такие жесты. Сказать по правде, несколько раз я, по просьбе императора, пытался устроить его счастье, но кто бы ни был ему представлен, генерал не проявил ни малейшего интереса.
Плесси смутился, ему хотелось, если не целиком, то хоть лицо в ладонях спрятать.
- Ты - редкая драгоценность, Плесси. Не сомневайся, - словно прочитав его мысли, сказал Аксисс, - чистое сердечко, светлая голова и красота лесного ручейка, может, и незаметного издали, но прекрасного для любого, кто возьмет труд присмотреться поближе. Я в тебе это вижу, а ведь мы только встретились. И генерал Архисс увидел то же самое, а может, и больше, раз тебя предпочел самым выгодным партиям. А теперь давай-ка я тебя заплету, пора нам возвращаться, уверен в зале только и шепчутся о том, что мы здесь делаем так долго. Держись на приеме рядом со мной. Тебя это убережет от чужой назойливости, а мне даст провести вечер в приятной компании...
День третий, 11:30 - 13:00, 1583 слова, про наговПлесси почти задремал под ласковыми прикосновениями перебирающих его волосы пальцев. Ему было хорошо - все тревоги, все страхи, пускай ненадолго, но отступили, не смея тревожить Плесси, пока столь прекрасный страж охранял его покой. Не хотелось возвращаться в зал, но Аксисс, закончив с прической, уже легко хлопнул его по плечу.
- Вот и все. Достаточно одного гребня, и тебе куда больше к лицу. Пойдем же.
Плесси, как привязанный, последовал за своим новым другом. Уже у дверей Аксисс вдруг остановился и ,не оборачиваясь к Плесси, едва слышно прошептал:
- Уверен, рядом с тобой генерал излечится от своих жестоких привычек. Ты исцелишь его душу. Может, уже исцелил.
Вопросы были готовы сорваться у Плесси с языка, но Аксисс уже растворил двери, и уединению их пришел конец. Никто пока не смел приблизиться, но все наблюдали за их передвижением по залу с вниманием хищников, выслеживающих добычу.
Ирсис присоединился к ним первым, Аксисс тепло поприветствовал его и даже принес извинения за, как он выразился, "похищение младшего".
- Смею надеяться, он не оскорбил вас своими манерами, - ответил Ирсис, и во взгляде, который он метнул на Плесси, светилась неприкрытая угроза.
- Его непринужденность стала для меня истинным подарком. Он еще успеет усвоить все тонкости этикета, к сожалению - это мало кому идет на пользу.
Слова императорского супруга, похоже, нимало озадачили Ирсиса, хоть он и старался не показать вида, но чары Аксисса, вне всяких сомнений, и его не оставили равнодушным.
Объявили танец лоз, который, видимо, откладывали до последнего, пока главный гость отсутствовал. Для Плесси, начавшего обучение совсем недавно, танец этот был слишком сложным, так что он остался рядом с Аксиссом, пока другие занимали место в центре зала, готовясь показать себя во всей красе. Под одобрительный ропот танцоры, пока еще без музыки, но абсолютно одновременно начали выполнять первую, пока еще одиночную, серию движений. Заканчивался же танец сложнейшей композицией для выстраивания которой необходимы были общие усилия, и ошибки лишь одного танцора было достаточно, чтобы превратить живой узор в беспорядочный клубок.
- Надеюсь, кто-нибудь не уберет свой хвост вовремя, - шепнул Аксисс, и Плесси, едва не прыснул от смеха.
Танец однако обошелся без происшествий, танцоров наградили вежливыми аплодисментами. Следующим объявили танец парных клинков - куда более простой, основанный на простом взаимодействии с партнером. Канон этого танца отличался от прочих отсутствием строгости и даже требовал хотя бы небольшой импровизации, превращающей танец, то в шутливый поединок, то в настоящее состязание. И Плесси был совершенно не готов к тому, что его за руку дернут в центр зала.
- Я сто лет не танцевал, и не собираюсь упускать возможность. К тому же ты явно весь вечер намеревался проторчать у стенки, чего я допустить не могу, - быстро проговорил Аксисс, который вызвался стать его парнером, и не подчиниться которому Плесси просто не мог. Да и сбежать уже не получилось бы - музыка началась, и все взгляды, понятное дело. прикованы были только к их паре.
- Не робей, младший, смотрят только на меня, танцуй и забудь обо всем
В груди будто что-то распустилось от этих слов. Аксисс держался с ним не просто как друг - как старший брат, любящий и оберегающий, и с таким защитником Плесси и правда почувствовался себя бесстрашным. Он отвечал на каждое движение, сначала, позволяя себя вести, а чуть позже и сам предлагая ту или иную вариацию, и всякий раз Аксисс подхватывал его идею на лету. Плесси не задумывался в этот момент, как выглядят они со стороны - такие разные, но объединенные танцем. Отточенные движения одного подчеркивали прелесть ученической неловкости движений другого. Не было соперничества, не было желания превзойти - только игра младшего со старшим, более опытным и желающим свой опыт передать. Кое-кто в толпе даже слезу смахнул при виде такой неподдельной, хотя и почти необъяснимой, заботы - надо же сам императорский супруг снизошел до заморыша, о котором прежде никто и не слышал. А впрочем, не таким уж и заморышем выглядел Плесси. Мелковат, конечно, да вот только лет триста назад отпрысков благородных семейств, готовящихся к участи младших супругов, морили голодом - только бы не переросли канон, предписывающий младшим супругам быть как можно более хрупкими и тонкокостными. Невзрачный, но черты лица правильные, пусть и приглушенные. В общем, обсуждающие Плесси, находили в его внешности все больше преимуществ по той простой причине, что внешности этой воздали должное сразу двое высокопоставленных особ. И если решение генерала могли счесть причудой, то поддержка императорского супруга сразу заставила пересмотреть свое решение всех, кто считал Плесси недостойным. Будь он горбат, одноглаз да к тому же лишен кончика хвоста, в данных обстоятельствах и таким уродствам пытались бы найти оправдание, да еще и детям своим советовали "ссутулься, да прикрой глаз, в этом сезоне так модно".
Танец закончился, музыка стихла, а мгновением позже разразились такие аплодисменты, будто все присутствующие желали отбить себе ладони.
- Мы еще повторим с тобой этот танец в столице, - Аксисс довольно улыбался, и не отпускал руки Плесси
А тот чувствовал себя пьяным от музыки, улыбок, быстрого кружения и возбуждения, разливающегося внутри, заставляющего дыхание учащаться, а румянец сильнее играть на щеках. Плесси почти задыхался от незнакомого прежде восторга.
- Мне придется покинуть тебя на время, младший. Не скучай, улыбайся, но не торопись принимать ничью дружбу, сейчас многие будут рады тебе лежалый товар. Я же пока побеседую с твоим братом.
Аксисс поправил ласково, выбившуюся из косы прядь и коротко кивнул Ирсису, который без слов понял приказ и, не медля, последовал за императорским супругом.
Проникни Плесси каким-либо волшебным образом за закрытые двери уже знакомой ему библиотеки, он изумился бы тому, как изменилось приветливое до недавнего времени лицо Аксисса, но он, окруженный, спешившими поздравить или высказать комплимент, гостями, конечно, не мог этого видеть. Не знал он и того, каким испуганным может выглядеть его старший брат, пускай он и был на две головы выше императорского супруга и несоизмеримо сильней. Опытный воин, он замер перед Аксиссом Прекраснейшим, не смея шелохнуться.
- Каждый может быть счастливым, - начал императорский супруг, - если, конечно, занимает свое место. Генерал или лавочник, бродяга или придворный художник - неважно, какой именно жребий нам выпадает, главное, чтобы он совпал с велениями нашего сердца. Я, например, счастлив. Потому что рожден был стать императорским супругом и стал. Счастлив ли ты?
Ирсис, неспособный выдавить из своего горла хоть звук, кивнул, забыв совершенно, как укорял младшего брата за неподобающие манеры.
- А ведь ты врешь мне, - улыбнулся Аксисс, и от этой улыбки хотелось спрятаться, - таких как ты я вижу насквозь. Столько стыда, столько запертых желаний. Расстегни свой пояс, я покажу тебе твое место, Ирсис. Друг и доверенное лицо генерала Архисса, воин по рождению и поступкам, я дам тебе то, чего ты по-настоящему хочешь. Больше побед, больше поединков, больше своей никчемной жизни, от которой тебе нет радости.
Непослушными пальцами Ирсис расстегнул пояс, и тот упал на пол, глухо звякнув.
- Держи руки над головой, если ты хоть двинешься без моего позволения... Впрочем, мне ведь не нужно тебе угрожать, ведь так?
Ирсис почти кивнул, когда понял, что движение это ему позволено не было, и вместо этого выдавил из себя хриплое "да, Прекраснейший".
- Я знаю таких, как ты, - шепнул императорский супруг, прижавшись к Ирсису непозволительно близко, - верный друг, который сходит с ума от похоти и пожирает своего начальника голодным взглядом, когда тот не видит. Стал его правой рукой, а хотелось бы быть его шлюхой. Или я ошибаюсь?
Ирсис закрыл глаза. Что толку отрицать и гадать, когда и как стало известно императорскому супругу о его уродстве, изъяне, который он, как оказалось, недостаточно старательно скрывал, раз чужие глаза и уши смогли увидеть, услышать и донести.
Он почувствовал прикосновение чужих пальцев там, где не должно касаться воина, и сладкая, стыдная дрожь прошла по его телу. Прикосновение, а потом и проникновение - неглубоко, всего лишь на одну фалангу, но и этого хватило, чтобы паховые пластины разошлись, обнажая возбужденный, мокрый уже от собственной смазки член.
- Воин мечтающий лечь под другого воина, - продолжал лить яд Аксисс, не переставая поглаживать изнутри невыносимо легкими движениями, - ты ведь был в его шатре, пока он ласкал других, смотрел жадно и пытался представить, каково это - принять его в себя. Тебе бы не потребовалось никаких тренировок, никакой подготовки.
Ирсис, едва слышно, заскулил, он бы с радостью перерезал себе глотку, только бы не издавать этого жалкого звука, только бы не испытывать этого стыда, смешанного с удовольствием, от которого мутилось в голове, запретного гадкого удовольствия, для воинов не предназначенного.
- И знаешь что? - Аксисс внезапно вынул из него пальцы, а мгновением спустя вонзил их так резко и глубоко, что ладонь вошла в Ирсиса до большого пальца, которым императорский супруг царапнул, готовый взорваться от возбуждения член, - Ему и в голову не приходит, что тебя можно желать, можно использовать для своих нужд. Твоя дырка для него просто не существует. Он скорее в раскаленный песок свой член сунет, чем в тебя, и ты это знаешь. Но все равно на что-то надеешься. Бедный маленький Ирсис. Тебя ведь радовало, что он не берет себе младшего супруга. Ты ведь утешал себя тем, что ваше воинское братство для него важнее. А он выбрал твоего брата. Из всех - именно твоего.
Ладонь императорского супруга скользила внутрь и наружу в четком, беспощадном ритме.
- Этого, конечно мало, ты мечтаешь о большем, мечтаешь, чтобы тебя заполнили целиком...
Ладонь с прижатым уже большим пальцем вошла в Ирсиса до самого запястья, и он, не в силах более терпеть эту пытку, вдруг излился, тяжелыми мощными толчками залив своим семенем руку, его истязающую. Ослабевший, готовый упасть, он, непонятно как, продолжал держаться у стены прямо, чувствуя, что лицо заливают слезы, но неспособный испытывать стыд еще и за это - он и так дошел до пределов мерзости, запятнав себя так, что грязнее не станешь.
Аксисс спокойно вытирал руку платком.
- Ты поможешь мне избавиться от заморыша, - бросил он, уже направляясь к дверям, - Приведи себя в порядок, воин, противно смотреть.
День четвертый, хотя по календарю прохлопала, 1:00 - 2:00, 902 слова, про наговПлесси, который к приему относился, как к испытанию, избегнуть которого все равно не удалось бы, и которое просто нужно было выдержать с большими или меньшими потерями, вернулся домой неожиданно отдохнувший, полный сил и надежд. Госпожа Аисса, два часа кряду выпытывавшая у него малейшие подробности, не могла не заметить, что ее младший сын, рассказывая о своем первом выходе в свет, улыбается, как может улыбаться только тот, кто прекрасно провел время. Она ожидала увидеть его притихшим и напуганным, она думала, что чужое внимание станет для него, воспитанного, а точнее выросшего в уединении родного дома, пыткой, и почти жалела его, провожая. Весть об обретении младшим сыном столь высокого покровительства изумила ее, но не притупила до конца всех подозрений. Она бы и на Ирсиса насела, стараясь собрать из кусочков "кто как говорил" и "кто как смотрел" полную картину, но тот заперся у себя и строго настрого велел его не беспокоить, а от Плесси было мало толку - не умел он следить за переплетениями чужих слов и взглядов, не знал, как связать воедино обрывки чужих бесед, не было у него никаких навыков к толкованию намеков и недоговоренностей. Невозможно было научиться этому за несколько месяцев - чтобы понимать общество, нужно было вращаться в нем сызмальства, с самого юного возраста, учась принимать удары, зализывать раны и стараться, чтобы шкура огрубела как можно скорее. Плесси, простодушный и нескладный, был слишком легкой добычей, чтобы ему не постарались пустить кровь. Защитить от этого госпожа Аисса не могла да и не считала нужным, и все же ей было тревожно.
Плесси проснулся среди ночи в холодном поту, с бьющимся в горле сердцем, отбросил одеяло, туго обернувшееся вокруг него в почти удушающем объятии. Дурной сон отступал, теряя четкость в памяти, но все же недостаточно быстро, чтобы изгладиться без следа. Во сне Плесси видел Архисса, но как мало он был похож на любящего жениха. Знакомые черты обезображены были выражением презрительной скуки, жестокой холодности. Глазами генерала на Плесси смотрел чужак - недобрый и опасный, а Плесси лежал на полу, не в силах пошевелиться, чувствуя, как жизнь покидает его, понимая, что никто не придет на помощь, что единственная возможность спастись - любым способом убраться от этого пугающего чужака как можно дальше. Генерал наблюдал за его бесплодными попытками уползти с интересом паука, следящего за трепыханием мухи и знающего, что никуда ей не деться. Плесси, уже зная во сне, что это бесполезно, даже не пытался молить о пощаде. Ковер под ним был влажным и липким, и откуда-то пришло понимание, что это его собственная кровь - очень много его крови, и что она продолжает литься из него, уже не впитываясь в жесткий ворс.
- Долго он будет здесь корчиться? - спрашивал во сне генерал, получивший, по всей видимости, достаточно удовольствия от его мучений, - Вынесите его прочь отсюда.
И кто-то, оставшийся во сне безымянным и безликим, повинуясь приказу, заворачивал Плесси в ковер, как в грубое подобие савана. Вокруг смыкалась тьма, наполненная болью и запахом крови, и вот, когда она готова была уже поглотить свою жертву, Плесси вырвался из кошмара, с хрипом вдохнув в себя воздух.
О том, чтобы вернуться в кровать, и речи не могло идти. Плесси решил отправиться к семейному алтарю. Он не брался судить, кто и зачем мог послать ему такой сон, но надеялся, что мерцание свечей отгонит тьму, которая до сих пор, казалось, притаилась слишком близко. Плесси по-прежнему непозволительно редко возносил молитвы над свадебным подарком. Может, за это он был наказан? Может, пренебрежение традициями стало причиной?
Он так торопился, что не сразу понял - у семейного алтаря уже кто-то свил кольца для ночного бдения. Он вздрогнул и едва не вскрикнул, поняв, что опередившим его стал Ирсисс. Он не обернулся пока к Плесси, но по напряженной его позе можно было с уверенностью сказать - чужое присутствие не было для него секретом. Плесси как раз собирался проскользнуть обратно в темный коридор, когда услышал тихое, без следа привычной надменности "Сядь рядом".
Несколько минут они молчали - Плесси, не смея, а Ирсисс будто не желая говорить. Но именно он нарушил тишину во второй раз.
- Я хочу, чтобы ты не держал на меня зла, младший.
- Я не... - начал Плесси и снова замер, остановленный взмахом руки.
- Не перебивай, когда я прошу прощения, - процедил Ирсисс, мгновенно вернувшись к своей неповторимой манере, - Мне нелегко признать, что я в тебе ошибался, но я достаточно умен, чтобы изменить мнение, когда к тому есть причины. Меня терзали и, признаюсь, до сих пор терзают сомнения, что на смотринах ты не опозоришься, но я стараюсь уверить себя, что твое прилежание принесет плоды вовремя. На твоем испытании будет присутствовать младший императорский супруг, он лично уведомил меня, завтра я сообщу об этом матушке. Будь уверен, после такой новости, она поспешит проверить, чего ты успел достичь.
- Я не подведу твое доверие и не опозорю семью, - сказал Плесси так твердо, как мог.
Он даже нашел в себе силы встретиться глазами с Ирсиссом. Старший брат первым отвел взгляд.
- Надеюсь, все пройдет, как задумано. Прекраснейший сказал, что у него добрые предчувствия по поводу твоего союза. Ты произвел на него хорошее впечатление. И на приеме держался лучше, чем я мог от тебя ожидать.
Эта скупая, сказанная почти с неохотой похвала, согрела Плесси. Наклонив лицо, стараясь спрятать смущенную улыбку он прошептал:
- Спасибо.
- Не благодари, - Ирсисс покачал головой, будто отмахиваясь от его благодарности, - это младший супруг императора открыл мне глаза на твои возможные перспективы. Должен сказать, я буду рад, если его предсказания сбудутся.
- Я буду молить богов об этом.
- Я тоже, - Ирсис улыбнулся, глядя на свечи, - изо всех сил.
День пятый, 10:30 - 12:00, 854 слова про наговВ других обстоятельствах испытание превратилось бы для Плесси в чистой воды формальность, но внимание младшего императорского супруга заставило отнестись к древней церемонии со всей серьезностью. Испытание давно уже стало по сути не проверкой, а демонстрацией способностей, но в случае с Плесси до сих пор оставались сомнения. Проваливший испытание (а о таком уже лет сто никто не слышал) не лишался права стать младшим супругом, но решение отказаться или принять негодного оставалось за старшим. Плесси хорошо помнил древнюю легенду о воителе, который угрозами и шантажом принудил второго принца к браку, но при этом отменил испытание - на ложе принц был ему без надобности. К тому же слабое здоровье не позволило императорскому отпрыску завершить обучение. На приеме в честь заключения союза второй принц, неожиданно для всех объявил, что испытание будет им пройдено прямо сейчас, в присутствии всех свидетелей. Жених не посмел воспрепятствовать ему, и на глазах у него второй принц принял в себя свадебный подарок (к изготовлению которого воитель не имел никакого отношения, но который, тем не менее повторял очертания его в точности). На руках у своего отца он истек кровью и умер, таким образом избежав нежеланного брака. Жребий его достался третьему принцу, чей союз с воителем объявлен был раньше, чем тело несчастного успело остыть.
Не об этих легендах, конечно, следовало вспоминать, когда готовишься предстать перед добрым десятком гостей нагим и раскрытым, но Плесси не был напуган. Три дня, оставшихся до испытания, они с ментором потратили, чтобы окончательно закрепить результат с последним ученическим пособием - точной копией свадебного подарка, который сейчас, сверкающий золотом, начищенный и умасленный, уже был закреплен на стволе, привлекая общие взоры. Плесси, склонившись в почтительном поклоне замер перед стволом, ожидая, пока матушка даст ему последние наставления, формулировки которых почти не изменились за несколько сотен лет. Ирсис разомкнул на нем пояс младшего супруга, и Плесси лишился последнего укрытия для своей скромности. Никаких украшений, никакой краски, волосы были убраны в простой узел, оставляющий шею открытой - перед испытанием младший супруг должен быть чист, как при рождении, ибо сейчас он рождался во второй раз - для новой жизни в новой семье. Плесси глубоко вздохнул, не позволяя волнению сковать тело. Ради Архисса, ради их союза он должен был вынести это, зная, что любое прикосновение, любая ласка отныне будет твориться между ними за закрытыми дверями. Что более никто и никогда, кроме супруга, не прикоснется к нему, не причинит боль, не принудит.
Двигаясь спокойно и плавно, он обвился вокруг ствола, готовый принять в себя свадебный подарок, чувствуя, как трепещет внутри в предвкушении проникновения, но не позволяя себе дать возбуждению волю. Младший супруг на испытании должен быть сдержан, почти холоден - негоже ему пылать страстью у всех на глазах, все его удовольствие должно принадлежать мужу, никогда отныне не должен он позволять себе излиться без разрешения. Что позволено было на обучении, сейчас становилось запретным - ни ласкать себя, ни позволять какому-либо предмету доставлять удовольствие не должен был более младший супруг. Только плоть его мужа, только его сила и семя отныне должны были заполнять его.
Дилдо медленно проникало в Плесси, повинуясь движениям бедер, растягивая такой узкий еще совсем недавно проход почти до предела. Еще немного, еще несколько мгновений сладкой боли, и подарок вошел в Плесси до основания.
Гости поднялись со своих мест, чтобы засвидетельствовать и поздравить, когда младший сын госпожи Аиссы вдруг вскрикнул, коротко и страшно и, насаженный все еще на подарок своего жениха, побледнел, закатил глаза и лишился чувств. Вниз по стволу поползли тяжелые и густые ручейки крови. Алая капля скатилась сперва из ноздри, а потом из уголка рта Плесси.
- Снимите же его, - в отчаяньи прокричала госпожа Аисса, прижав ладони к пылающим от стыда щекам.
В абсолютном молчании Ирсисс, осторожно освободив Плесси, взял его на руки, и кровь полилась, как из открытой раны.
- Доктора немедленно! - Крикнул ментор, на свою же беду привлекая к себе внимание.
Он попытался было приблизиться к своему ученику, но путь ему преградила разъяренная госпожа Аисса.
- Ты, это ты виноват, грязный, негодный старикашка. Ты обещал мне, что он будет готов!
- Он и был готов! - В тон ей закричал ментор, - Заверяю вас, причина не в...
От удара мощного хвоста он почти отлетел к стене.
- Вон отсюда! - Шипела госпожа Аисса, раскачиваясь, как перед новым броском, - Вон из моего дома ты, гнусный шарлатан, обманщик...
- Успокойтесь, прошу вас, моя добрая госпожа! - между ментором и разгневанной хозяйкой дома, как по волшебству, возник младший императорский супруг, - Сейчас не время для обвинений, ваш сын нуждается в помощи, а вы... - Аксисс обернулся к ментору, все еще пытающемуся подняться с пола, - закройте свою грязную пасть и немедленно покиньте дом, которому вы уже принесли столько горя. Ваша корыстность не позволила вам отказаться от ученика. Вы, хотя и знали, что его ждет на испытании, уверили госпожу Аиссу, в том, что за полгода из ее сына можно сделать младшего супруга, достойного генерала! Невероятное вероломство! Молчите или я немедленно возьму вас под стражу. Дабы избежать заслуженной мести, повелеваю вам немедленно покинуть город и никогда, под страхом смертной казни, слышите, никогда больше не заниматься обучением.
Двое слуг помогли ментору подняться, но лишь для того, чтобы выволочь его под локти из комнаты.
Плесси, белый как полотно, лежал в объятиях старшего брата. Кровь, пропитав чью-то плотно свернутую и прижатую накидку, и не думала останавливаться.
День шестой, 23:40 - 00:30, 673 слова, про нагов
Вызванный спешно доктор немедленно осмотрел несчастного, но только руками развел. Разрывов, которые он ожидал увидеть в подобных обстоятельствах, не было вовсе, но, при отсутствии видимых повреждений, кровь удалось остановить лишь на время - спустя несколько часов постель под Плесси снова окрасилась алым несмотря на тугие повязки. Сам он, бледный уже до прозрачности, в себя не приходил, и доктор не был уверен, откроет ли его пациент глаза хоть раз или же из милосердного забытья отправится прямиком к праотцам. Одно было ясно - здоровье младшего сына госпожи Аиссы оказалось слишком хрупким для тягот подготовки к роли младшего супруга. Пускай тренировки принесли результаты - слабое тело в итоге не выдержало и сдалось на волю неизвестной пока болезни. Вероятно, недуг давно уже подтачивал силы Плесси, возможно был с ним с самого рождения, но именно тренировки, а затем и испытание ускорили его развитие и привели к столь трагическому финалу - так доктор поспешил объяснить госпоже Аиссе, что же случилось с ее сыном. Прогнозы его были неутешительны - мало кому из числа более здоровых удавалось оправиться после такой кровопотери, а в случае Плесси еще и причины кровотечения оставались неясными, что существенно затрудняло, если вообще не делало невозможным лечение.
Госпожа Аисса места себе не находила. Беспокойство о репутации семьи сменилось беспокойством за судьбу собственного ребенка. Видят боги, она была не лучшей матерью для Плесси. С самого рождения запретив себе привязываться к настолько слабому отпрыску, чтобы не разрывать сердце казавшейся почти неизбежной его кончиной, госпожа Аисса так и не смогла потом разрушить стену отчуждения, ею же самой и возведенную, даже после того как смерть отступила от колыбели ее младшего. Она предоставила Плесси самому себе, но не из одного лишь равнодушия к его судьбе - на свой лад он был счастлив в библиотеке. Или же госпоже Аиссе хотелось в это верить. Как бы там ни было, зла она ему никогда не желала, и сейчас корила себя за то, что дала согласие на предложение генерала. Ей бы отринуть немедленно вспыхнувшие надежды на столь выгодный и почетный союз да присмотреться к своему сыну внимательнее. Разве не шептало ей материнское сердце, что на роль младшего супруга он не годится? Разве не вызвали сомнения слова ментора, гореть ему в вечном пламени для лжецов? Но она, не позволив сомнениям пустить корни, с головой окунулась в подготовку Плесси для лучшей, как она считала, доли. И вот к чему это все привело!
Младший императорский супруг деликатнейше выразил сочувствие, но по лицу его было видно, что он готов, при необходимости, перейти к соболезнованиям. Он оставался в доме госпожи Аиссы все время, пока Плесси осматривал доктор, чтобы из первых рук узнать о его состоянии, спрашивал, не требуется ли для приготовления лекарства какой-нибудь особенно редкий или дорогой ингредиент. Госпожа Аисса была глубоко тронута его участием. Господин Аксисс, как он попросил себя называть, отбросив титулы, даже изволил подняться в комнату к Ирсиссу, чтобы вместе с ним несколько часов подряд в молитвах просить богов сжалиться над несчастным Плесси. Пришел он с визитом и на следующий день и явно расстроился, узнав, что улучшения за ночь не произошло. Семейный алтарь к тому времени уже привели в порядок (свадебный подарок сейчас на нем отсутствовал, хоть госпожа Аисса и сомневалась по поводу этого своего решения) но господин Аксисс вновь предпочел скромное уединение комнаты Ирсисса для молитв.
- Боюсь, я утомил вашего старшего сына, моя добрая госпожа, - заявил он, спустившись, - он воин и привык сражаться, а не просить. Я же уверен, что боги могут иногда услышать нас и помочь. Сожалею, что не могу сделать для вас большего нежели молитва.
Госпожа Аисса, решившая последовать его примеру, была удивлена и обрадована увидев Ирсисса у семейного алтаря - видимо и на него произвела впечатление вера младшего императорского супруга в силу молитв. Измученная неопределенностью и сомнениями, госпожа Аисса позволила себе всплакнуть на груди у своего старшего сына, и в его объятиях ей стало немного спокойнее. Что ж, даже если Плесси, боги пощадите, все же не выживет. у нее был еще один сын - ее краса и гордость. Госпожа Аисса снова разрыдалась. Утирая глаза платком, она заметила, хотя никому не призналась бы в этом, что и в глазах Ирсисса блеснули непролитые слезы.
День седьмой (три дня перерыва), урвала два раза по полчаса, время не засекала, 799 слов, про наговЕсли бы только госпожа Аисса знала, какие мысли терзают ее старшего сына, она, возможно, повременила бы с объятиями. Смерть была Ирсиссу, как и любому воину не в новинку - она забирала друзей и недругов, далеко не всегда делая это быстро и красиво. Ирсисс не понаслышке знал, что такое удар милосердия. Ему случалось освобождать несчастных от долгой агонии, и он надеялся, что, окажись он на их месте, найдется и для него помощник, готовый прервать ненужные страдания одним ударом. Иногда он даже смел надеяться, что последним его жизнь в руках будет держать никто иной как генерал Архисс - умереть от его руки было бы наградой. Сейчас Ирсисс точно знал, что награды этой он не заслужил. С каким отвращением взглянул бы на него Архисс, узнай он, что сделал Ирсисс и что позволил делать с собой. После последней встречи с императорским супругом внутри до сих пор все ныло, но боль была благом, в отличие от отравленного наслаждения, к которому его так успешно принудили. Которое заставляло соглашаться с любыми словами - а младший императорский супруг очень любил поговорить, раз за разом подводя Ирсисса к краю, но не давая разрядки, и каждая его фраза горела потом на коже, как удар хлыста, как клеймо, от которого никогда не избавиться. Воинская честь, гордость, верность клятве - все превращалось в труху под ласкающими пальцами, все рассыпалось пеплом. А ночью тело, распробовавшее и полюбившее эту отраву, мучило его, требуя продолжения, и Ирсисс, содрогаясь от отвращения, трогал себя, но это не могло до конца утолить проснувшегося в нем голода.
Он не испытывал мук совести за яд на свадебном подарке, ему не жаль было ни брата, тихо угасающего, ни госпожу Аиссу, проливающую слезы. Но Ирсисс сгорал от стыда при мысли о том, что должен будет доложить генералу Архиссу о своей неудаче. Не зная о роли Ирсисса в случившемся, генерал, возможно не станет укорять его слишком строго, но разве изменит это тот факт, что впервые Ирсисс не справился с заданием, возложенным на него? Более того, сознательно это задание саботировал, став орудием в чужих руках.
Ирсисс до мельчайших подробностей мог воскресить в своей памяти день, когда генерал отправил его домой не с приказом даже, но с просьбой - оберегать и защищать младшего брата до его возвращения. Какие именно опасности могли грозить Плесси, генерал тогда не объяснил, сказав "просто сбереги его для меня". Ирсисс пообещал, и сейчас обещание это буквально душило его, не давая вздохнуть полной грудью.
- Мы скоро породнимся, - сказал тогда генерал и взгляд его, привычно-жесткий, смягчился, - ты всегда был мне как брат, но боюсь я обманул твое доверие. Чувствую себя вором, проникнувшим в дом под личиной гостя.
- Чтобы считаться вором, нужно украсть что-то представляющее ценность, - вырвалось у Ирсисса, и он замер, не зная, как отреагирует генерал, но тот лишь рассмеялся.
- И все же я нашел драгоценность и поспешил ее присвоить.
Ирсиссу показалось, что в него вонзили нож, а потом еще и провернули его в ране. Драгоценность? Это его-то ни на что негодный брат? Генерал продолжал, не замечая, какие чувства обуревают его собеседника.
- Надеюсь он простит меня за то, что я принял решение за нас обоих.
- Простит? - Не стерпел Ирсисс, - Да он землю должен...
Ему на плечо опустилась рука, и на мгновение в этом жесте Ирсиссу почудилась угроза. Но он понял, что ошибся, лишь взглянув в глаза генерала. Архисс улыбался, и Ирсисс от все души возненавидел и эту улыбку, и того, кто стал ее причиной.
- Он станет моим убежищем и утешением, когда я удалюсь от дел. Мы будем весть тихую и скучную жизнь вдали от столицы. Возможно я возьмусь за мемуары или учебники, как и положено древней развалине вроде меня. И я все сделаю. чтобы он был счастлив рядом со мной.
- Удалитесь от дел? - только и смог спросить Ирсисс, чувствуя как его затапливает отчаянье и незнакомая доселе усталость.
Генерал кивнул, отвечая скорее собственным мыслям.
- Я всегда верно служил императору. Более того, я считал его своим другом. Если империи понадобится помощь для защиты от любой угрозы, я не останусь в стороне. Но мы вот уже десять лет только и делаем, что захватываем чужие земли. Империя должна расти и развиваться, да, но мы не успеваем осваивать захваченное. Эти земли не стали и, возможно, никогда не станут частью империи иначе как на бумаге. Мы лишь грабим их, внушая ненависть населению, а потом подавляем бунты, которых можно было бы избежать. Я больше не могу участвовать в том, что в итоге приведет к гибели всего, что мне дорого.
Ирсисс застыл, как громом пораженный. За такие слова генерала могли объявить изменником и казнить. Сам Ирсисс, услышав такие речи, должен был бы либо вызвать Архисса на поединок, либо написать донос на высочайшее имя, а промолчав становился сообщником. Император никому не прощал сомнений, и никого не щадил в стремлении сомнения эти искоренить. Но генерал Архисс, сам не зная того, был в безопасности, потому что даже пытки не заставили бы Ирсисса сказать хоть слово против него.
@темы: Сны на двоих, Дайри
-
-
15.08.2015 в 12:45-
-
15.08.2015 в 12:52-
-
15.08.2015 в 13:12-
-
15.08.2015 в 19:29-
-
17.08.2015 в 00:25-
-
17.08.2015 в 00:58-
-
17.08.2015 в 13:33-
-
17.08.2015 в 13:38-
-
17.08.2015 в 13:49Старшего - неа. Его ж не избили, а приятно поставили перед фактами, которых он избегал и делал хуйню из-за этого. Теперь будет делать хуйню по другим причинам, но что уж х))
Немного жалко, что Плесси так безоружен перед реальным миром. Вроде бы и понятно, что энциклопедические знания ничего не дают, особенно в таком сложном иерархическом обществе, которое буквально клубок змей, но все равно жалко и хочется сказать "ну что же ты глупенький такой" х))
А еще немного боязно от слухов про генерала. Но это так... предвкушающе боязно х0)
-
-
17.08.2015 в 13:50-
-
17.08.2015 в 13:59-
-
17.08.2015 в 20:26-
-
17.08.2015 в 20:36-
-
17.08.2015 в 22:35himeroid, тут не хватает соответствующей гифули))
-
-
21.08.2015 в 21:17-
-
05.11.2015 в 20:47